Валиулла Якупов

Ханафитский мазхаб, его значение и актуальность

Мы уже привыкли к фразе «Ислам — это образ жизни». Сравнение Исламского образа жизни с другими вариантами в своей целостности и конкретности позволяет дать оценку общественных систем разных цивилизаций. Он конкретизирует характеристику религиозного идеала нашей конфессии. В нем раскрываются особенности экономических, идеологических, культурных, а также бытовых, семейных и других социальных отношений, которые непосредственно характеризуют жизнедеятельность людей.

При анализе категории образа жизни обнажается гуманистический потенциал Ислама, его гармонизирующее воздействие на человеческую жизнедеятельность в целом, выявляется совокупность воздействий, содержащихся в соответствующих общественных условиях для наиболее полного выявления самой сущности человека.

Западное общество же ориентировано на производство вещественного богатства как такового, причем все больше увеличивается удельный вес искусственного продуцирования все новых неестественных и зачастую противоестественных потребностей развращенного социума.

Такая разновекторность подходов к жизни пугает западное общество, возникшая же настороженность инициирует стремление изменить сам Ислам, разрушить его правоверие. Эти попытки сосредоточились на двух направлениях, имеющих тенденцию к смыканию. С одной стороны, создание мусульманских одиозных сект и их поддержка для дискредитации всего Ислама посредством отождествления этих сект с Исламом. С другой стороны, реформация Ислама в направлении его «христианизации». Причем в условиях глобализации эти две «пятые» колонны, внедренные внутрь Ислама, все более солидаризуются.

Аналогичные по характеру процессы идут и в России.

Ужасные по последствиям теракты 2004 года вновь обратили внимание на проблему качества распространяемого и исповедуемого Ислама в нашей стране. Сам Президент В. В. Путин вновь подтвердил, что существует традиционный Ислам, имеющий мирную и добрую сущность. Что же это за Ислам? Понятно, что речь идет о мазхабическом Исламе, применительно к Татарстану — это Ислам мазхаба Абу Ханифы. Вот именно этому Исламу и объявлена война со стороны радикалов и экстремистов, причем эта борьба все более обретает черты идеологического наступления. Весьма опасным для Татарстана является то, что борьбу с мазхабом ведут многие высокопоставленные чиновники и светские ученые, ставящие задачу реформации Ислама. Что же является реальной причиной таких планов?

Известный исламовед А. Малашенко обращает внимание на то, что именно «ваххабитское движение косвенно становилось побудительным толчком для реформаторства». Он также замечает, что «исламские радикалы нашего времени зачастую причисляют себя к реформаторам»¹.

Как видим, для серьезных исследователей не является секретом прямая идеологическая связь между исламскими террористами и прикрывающими их реформаторами (джадидистами), которые по сути выступают как их интеллектуальное прикрытие. Здесь очевидно разделение труда — руками джадидов ставится задача уничтожения традиционных толерантных мазхабов и на Исламском поле остается только радикальный ваххабизм. Очевидно, что эта идеологическая общность, может быть, уже оформилась и в организационное и финансовое взаимодействие. По крайней мере нельзя исключить возможности финансовой подпитки активности реформаторов со стороны зарубежных фондов экстремистского характера.

«Чистильщики» Ислама в глобальном масштабе все более стремятся инкорпорироваться в государственные структуры, чтобы использовать силу и аппарат государства во внедрении своих опасных идей. Это происходит не только в Татарстане, похожие процессы идут, например, в Судане,

¹ Малашенко А. Бродит ли призрак «Исламской угрозы». М., 2004. С. 6.

где бывший одно время председателем парламента Хасан ат-Тураби, известный как исламский фундаменталист и радикальный реформатор прямо заявляет: «Мы не должны быть разделены по мазхабам. Это — обновление, это освобождение от традиционализма». А. Юнусова, авторитетный отечественный исламовед, характеризуя Хасана ат-Тураби, пишет, что он «лидер национального Исламского фронта Судана, призывающий к единству действий всех исламистов от Средиземного моря до Индийского океана»¹. Как видим, его призывы в РТ уже нашли горячих сторонников.

Что же представляет из себя ханафитский мазхаб? Каково его место в Исламе? Почему татары исповедуют именно ханафизм?

Некоторых смущает наличие множества мазхабов в Исламе. Даже к сегодняшнему дню сохранились четыре из них. Однако для ханафитов это очень важное явление: множественность мазхабов. Ведь на фоне других правовых заключений мы, ханафиты, можем восхищаться адекватностью решений своей ханафитской правовой школы. Без мнений других мазхабов заключения Абу Ханифы, может быть, не казались бы такими блестящими.

В наличии разных мазхабов проявляется сам критический дух Ислама, его плюралистичность. Ведь без опровержения какого-либо мнения невозможна достойная оценка Истины и ее адекватное понимание.

В классическом Исламе достигнута самая разумная мера: при его ориентированности на новации ортодоксальный Ислам имеет в себе и необходимый запас жесткого консерватизма, который является необходимым заслоном на пути введения в Ислам непозволительных (необоснованных) новшеств. Это очень важно, так как Ислам имеет в себе научный фундамент в виде сокровенного «неотэтогомирного» сокровища. В связи с чем всякое новаторство должны соответствовать божественному измерению Ислама.

Таким образом, в Исламе сохраняются незыблемые его фреймы — традиционные мазхабы, охраняющие Ислам от

¹ А. Юнусова. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1995.

беспочвенных новомодных идей, основанных лишь на самомнении и воспаленном воображении гордецов.

Попытки сведения Ислама и его правовой системы только к хадисам и их непосредственному практическому применению есть не что иное, как полное непонимание религии. Правовая система Ислама слагается в форме мазхаба из священных текстов, в том числе и хадисов, так же как дом слагается из кирпичей. Простой набор противоречивых хадисов не может быть научным Исламом, соответственно, как куча камней не составляет дома.

Серьезный методологический анализ хадисов, проведенный учеными ханафитского мазхаба, только и позволяет раскрыть гармонию Ислама, его духовную божественную сущность.

Заметная в ханафизме тенденция к наиболее возможному смягчению наказаний, особенно щепетильное отношение к смертной казни¹, цель ее минимизации выдает в ханафизме наличие особого стиля мышления — свободного и критичного, что и позволило ханафизму стать той основой, на которой выросли ростки джадидизма, модернизма и реформаторства. Все эти явления типологически эндогенны именно в ханафизме. Это не что иное как один из этапов его развития, форма его эволюции, т.к. ханафизм, обладая своим стилем мышления, очень устойчив в следовании своим плюралистичным принципам. В этой связи непонятна агрессивность отвержения неоджадидами своего материнского мазхаба. Это сродни ненависти к собственной матери.

Таклид мазхабу не мешает осмыслению окружающей реальности, наоборот, позволяет свободно двигаться в интеллектуальном пространстве, актуализируя уже обобщенное зафиксированное предшественниками знание и ассимилируя невербализованные еще явления реальности. Эта ам-

¹ Например, касаясь наказания состоящих в браке из числа ахль аз-зимма Абу Ханифа предлагает наказание ударом плетью, а Шафиги и Ханбал — побиванием камнями. В вопросе, кто является исполнителем обязательных наказаний для рабов, ханафиты дают право исполнения только имаму, а все остальные мазхабы дозволяют это хозяину, что, конечно, может дать повод для злоупотреблений и т.д.

плитуда действий и есть подлинная творческая научная мазхабическая деятельность. Нигилистическое же отвержение наработанного наукой наследия и самонадеянное умствование никакого отношения к науке не имеет. Надо чаще спрашивать, почему в мире большинство среди мусульман составляют именно ханафиты? Очевидно, что это естественный интеллектуальный выбор мыслящих мусульман, ведь постепенно к истине ханафизма и пришло большинство. Это было не насильственным насаждением, а интеллектуальной победой.

Свободомыслие, культивируемое ханафизмом, привело к тому, что именно на его почве появились гиганты мировой мысли Фараби и Авиценна. Причем их вклад в мировую цивилизацию вовсе не носит локально-исламского характера. Об этом хорошо сказано у А. Койре: «...Именно арабы явились учителями и воспитателями латинского Запада, ибо если первые переводы греческих философских и научных трудов на латинский язык были осуществлены не непосредственно с греческого, а с их арабских версий, то это произошло не только потому, что на Западе не было больше уже — или еще — людей, знающих древнегреческий язык, но и еще (а может быть, особенно) потому, что не было никого, способного понять такие трудные книги, как «Физика» или «Метафизика» Аристотеля или «Альмагест» Птолемея, так что без помощи Фараби, Авиценны или Аверроэса латиняне никогда к такому пониманию и не пришли бы. Для того, чтобы понять Аристотеля и Платона, недостаточно — как ошибочно часто полагают классические филологи — знать древнегреческий, надо знать еще и философию. Латинская же языческая античность не знала философии». Как видим, роль Фараби огромна в появлении нынешней цивилизации. А такой философ как Фараби, конечно, мог сформироваться только в ханафитской среде, а не в замкнутых «буквалистских» мусульманских пространствах.

Нельзя забывать и о том, что среди всех мусульманских стран только Турция наиболее близка к ценностям демократии и гражданского общества. Принимая во внимание то, что она никогда не теряла независимости и не была ничьей колонией, к этому результату Турция пришла самостоятельно в результате своего эволюционного развития. Очевидно, что среди главнейших причин этого лежит ханафизм, исповедуемый большинством мусульман Турции.

О будущем расцвете и востребованности ханафизма свидетельствует сама логика развития человечества. Первый духовный его расцвет связан с эпохой ручного труда, который хотя и был примитивен, но высокоиндивидуализирован. Этот период сменился массовым стандартным производством, характерным для индустриальной эпохи. По мнению Олвина Тоффлера для него характерен гигантизм, единообразие в труде и жизни, массовая культура, низкий уровень духовных ценностей, угнетение людей и разрушение природы. И действительно, в это время наблюдался отход от ханафизма, бездуховные проявления джадидисткого реформаторства. Однако, к счастью, это черное время сменяется информационным обществом, в котором снова меняется характер труда. Рутинный, повторяющийся монотонный, дегуманизированный труд уходит в прошлое. Вновь появляется ситуация, бывшая при первом явлении ханафизма: сегодня опять один человек может произвести конечный продукт, причем не в стандартном, а в индивидуальном исполнении. По подсчетам Г. Виленского, годовой досуг английского квалифицированного рабочего 1960-х годов достиг уровня ремесленника XIII века¹.

Как видим, исторически в период раннего капитализма произошел громадный рост продолжительности рабочего дня, лишивший активную часть населения возможности полноценного духовного развития. При продвижении к постиндустриальной эпохе реальное возрастание свободного времени у работающих открывает перспективу религиозного возрождения, причем в ее традиционных подлинных формах. Характерное для периода джадидизма конвейерное расчленение труда на отдельные примитивные операции все более из-

¹ H.L.Wilensky. The uneven distribution of leisure: the impact of economic growth on «free time». — «Social Problems». Vol. 9, summer, 1961.

живается, что значит появление возможностей для проявления духовно богатых личностей. Жесткий режим работы периода религиозного реформаторства заменяется подвижным графиком рабочего дня, более того, появляется возможность работать дома за компьютером. Как видим, выражаясь словами О. Тоффлера, «в старом, массовом промышленном производстве главным были мускулы. В развитых разукрупненных отраслях главными являются информация и творчество». Теперь должно быть понятно, что в XIX веке при переходе татар к примитивным капиталистическим отношениям естественно было явление примитивизации и духовной сферы, что проявилось в форме возникновения джадидизма и религиозного реформаторства. Однако с наступлением постиндустриального времени глупо хвататься за примитивные образцы духовности конвейера и фабричного станка. Понятно, что вместе с отслужившими свое громоздкими станками и механизмами в утиль уйдет и джадидизм. Будущее за ханафизмом, который основан на творчестве и инициативности.

К сожалению, наши состарившиеся татарские ученые цепляются за религиозные суррогаты индустриального периода, т.к. с этой уходящей эпохой связана их молодость, вот почему они так по-детски привязаны к обреченному давно на забвение джадидизму.

Новая же экономика требует широко образованных, в первую очередь, гуманитарно и культурно образованных людей, духовно богатых, вовлеченных в мир абстракций, символов и образов. А такой уровень личной культуры может быть достигнут лишь при опоре на традиционную «нечеловеческую» духовность, как раз и саккумулированную в ханафитской интеллектуальной традиции.

Ханафитский мазхаб в Исламе представляет собой совокупность различных познавательных процедур и способов организации полученных выводов, которые, несомненно, носят интегрирующий характер, т.е., имея выверенный набор интерпретаций священных текстов, мазхаб посредством своей внятной научной методологии носит цельный характер. Это позволяет бесконечное многообразие противоречивых хадисов и суждений сахабов, в принципе очень индивидуальных и разных, вполне успешно описывать и классифицировать в рецепты практического поведения и правового регулирования довольно жестким образом. Это и есть доказательство научности ханафитского мазхаба в отличие от отсебятинообразной мешанины «новых» комментариев священных текстов, ограничивающихся лишь выпячиванием случайно подобранных отрывков из Священного Писания и Священного Предания. Понятно, что разбор этих отрывков вне перспективы единства Божественного нарратива, без единой методологии приводит к очень случайным результатам, лежащим не в области научной теологической деятельности, а относящимся к сфере литературного творчества.

Существующее в Татарстане недопонимание роли мазхаба в Исламе нуждается в отдельном рассмотрении. Достаточно понятно, когда необходимость мазхабов отвергается ваххабитствующими неофитами, ими движет сектантский восторг «приближенности» к Богу и «избранности» Богом, они, не имея у себя других личных достоинств, пытаются самоутверждаться за счет принятия «чистого» Ислама и из-за этого думают, что возвысились над окружающими «обычными» мусульманами. Также понятно, когда идея важности мазхаба была у некоторых растворена нещадным саудовским солнцем во время их учебы в Королевстве Саудовской Аравии. Согласитесь, трудно для нас, «северных» достаточно людей, учиться в условиях фактически финской бани — сауны, тем более если этот процесс длится годами: не удивительно утерять способность различать важное и не очень и заразиться вирусом ваххабизма.

Но странно, когда необходимость мазхаба отвергают татарские светские ученые. Видимо, это связано с изъянами советской системы образования: в ней очень слаба была гуманитарная составляющая. Одно время праздновалась даже мнимая победа «физиков» над «лириками». К сожалению, в советских вузах не преподавалась фактически методология науки. Вот почему, видимо, «физико-математики», не знакомые с базисными основами функционирования научного познания, не изучавшие методологию как таковую, естественно, отвергают наличие методологии и в Исламе, облеченной в мазхабическую форму. Нам остается только надеяться, что молодые татарские ученые, идущие на смену отживающему свой век джадидствующему поколению ученых жестокого XX века, будут более подкованы в науке и ее методологии.

Специфика христианской теологии средневековья с ее нигилистическим отношением к рациональному научному знанию во многом дискредитировала все мировые религии, так как по аналогии считается, что и Ислам также был против науки, хотя это абсолютно не так. В Исламе всегда был «культ» науки, «культ» учености, мусульмане всех эпох испытывали и испытывают пиетет перед учеными, перед людьми науки. И Ислам никогда не конкурировал с наукой и уж тем более не боролся с ней, как это было в христианстве: инквизицией и сожжением на костре. Ислам — это вера, обращенная к знанию, и науке. Поэтому странно думать, что необходимая трансформация христианской теологии, которая ныне вынуждена признать необходимость научного знания, свойственна и Исламу. Ведь в Исламе нет необходимости приводить свою теологию в соответствие с достижениями науки, так как он примордиально научен. Христианство же должно координировать свои взгляды с последними данными самых разных научных дисциплин, то и дело опровергающих их постулаты.

Конфликтность христианства и науки в истории вызвала необходимость модернизации, так как после периода античности говорить даже о сосуществовании науки и христианства не приходится. В Исламе же всегда наличествовало гармоническое сосуществование с наукой, поэтому и необходимости в модернизации таких отношений не было.

В то же время, нельзя забывать, что наука — это создание человеческого разума, это все же плод деятельности человека, поэтому нельзя религиозный феномен сводить только к науке. Ислам, имеющий божественную основу, несводим лишь к науке, он гораздо масштабнее ее. Просто в Исламе содержится в священных текстах информация, не противоречащая и что важно, не могущая противоречить науке.

В этой связи, неприемлем подход к религии как к одной из тривиальных научных дисциплин, в которой возможно бесконечное выдвижение конкурентных теорий и гипотез. Именно из такого подхода проистекает ложное представление о ханафизме как об обычной теории, полезной одно время, но устаревшей ныне. В религиях же есть духовная доминанта, в Исламе она адекватно зафиксирована в ханафитском мазхабе. В этом нужно видеть существенную разницу в бытовании феномена религии, в этом проявляется ее самостоятельность и специфика.

Мазхаб основан на священных текстах, в себе он аккумулирует практический смысл взаимопротиворечивых, например, хадисов, т.е. это совокупность закономерностей и методологии, выводимых из материала текстов. Но можно ли повторить анализ хадисов для создания конкурирующих с традиционными новых мазхабов? Очевидно, нет, так как эти современные гордецы в отличие от Абу Ханифы не могут спросить у сахабов об аутентичности хадисов и лишены возможности адекватной селекции взаимоисключающих друг друга хадисов.

Когда-то Ж. Лагранж говорил, что И. Ньютон не только великий человек, но и один из самых счастливых людей в мире, потому что теорию Солнечной системы можно построить только один раз. Такое положение и у Абу Ханифы, так как ему повезло быть табиином, учиться у сахабов правильному пониманию Ислама, поэтому его никому не удастся приравнять по статусу к обыкновенным сегодняшним ученым. Ведь именно он заложил основы науки фикха, таким образом, его методология будет вечно актуальной и ее никак нельзя игнорировать, так же как физики никогда не смогут игнорировать Ньютона.

Одна из важных особенностей, сближающих Ислам и науку, — это именно традиции, которые образуют «скелет» науки. Один из создателей современной физики Вернер Гейзенберг о роли традиций при выборе проблем заявляет: «Бросая ретроспективный взгляд на историю, мы видим, что наша свобода в выборе проблем, похоже, очень невелика. Мы привязаны к движению нашей истории, наша жизнь есть частица этого движения, а наша свобода выбора ограничена, по-видимому, волей решать, хотим мы или не хотим участвовать в развитии, которое совершается в нашей современности независимо от того, вносили ли мы в него какой-то свой вклад или нет»¹. В Исламе, как и в любом научном развитии, конституирующим фактором являются традиции, так как они не тормоз, а необходимое условие быстрого накопления знаний. «И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно воспроизводим одни и те же действия, один и тот же способ поведения все снова и снова при разных, вообще говоря, обстоятельствах»². Таким образом, наука развивается не вопреки традициям, а именно в силу своей традиционности, тот же процесс характерен и для ханафизма. Тем более, что научные традиции могут быть как вербализованными, существующими в виде текстов, так и невербализованными, существующими в форме неявного знания. Эта черта также характерна и для ханафизма.

Причем традиции управляют не только ходом научного исследования, они определяют и форму фиксации полученных результатов, принципы организации и систематизации знания.

В чем заключается преимущество мазхабического Ислама? В том, что он представляет собой высокоразвитое теологическое знание. Он в отличие от более примитивных форм не ограничивается лишь артикуляцией священных текстов, это не застывшая магнитофонная запись, он научно интерпретирует на основе своей выверенной методологии священные тексты в каждые эпохи с необходимыми уточнениями. Таким образом, священные тексты не лишаются своей роли, они сохраняют в мазхабическом Исламе центральную роль в качестве эмпирического базиса. Как видим, это позиция середины, тогда как ригористы фидеизма строго буквалистски дублируют тексты, а реформаторы всех мастей подменя-

¹ В. Гейзенберг. Шаги за горизонт. М., 1987, с. 226—227.

² Философия и методология науки. Под ред. В. И. Купцова. М., 1996 с. 205.

ют текст своей вольной фантазией. Итак, только в мазхабическом Исламе аккумулировано научное восприятие Ислама, его ядро.

Главной задачей мазхабического Ислама является подлинное понимание смыслов Божественного и пророческого текстов. Поэтому невозможно согласиться с позицией реформаторов, пытающихся снисходительно представить мазхаб в качестве «музейного экспоната», при этом из-за недостатка аргументов ими используется метод приписывания своих недостатков мазхабистам. А ведь именно реформаторы «тупоумно» следуют одному определенному стандарту, превращая его в фетиш, например, в отказе таклиду Абу Ханифе, но в принятии таклида Ньютону и Ибн Таймии. В отличие от этих непоследовательных гипотез ханафизм отмечен методологической зрелостью.

Религиозная наука характеризуется стремлением не просто к оперированию чьими-либо «мнениями», здесь важно прочное и надежное, доказанное в своей восходимости к Божественному знание, в котором не было бы никаких поводов для сомнений в его истинности. Вот почему ханафизм построен на фундаменте научного авторитета и не приемлет персонифицированные частные мнения обуреваемых манией величия исследователей, дерзающих состязаться с Абу Ханифой, хотя в отличие от него лишенных возможности обучаться у сахабов. Эти личностные восприятия Ислама оказываются вне научной теологии и представляют интерес лишь для психологов, литературоведов и, возможно, для ересеведов и сектологов. Критерием научности в Исламе является соответствие извлекаемого смысла священного текста мнению самого Пророка (с.). Методология фиксации этих соответствующих пророческим смыслов заключена наиболее адекватно в ханафитском мазхабе. Это произошло от того, что не удалось сохранить абсолютную аутентичность хадисов подобно аятам, поэтому говорить о «доказательствах» в Исламе возможно лишь при посредстве специфических методик селекции хадисов. Обращение напрямую к тексту без мазхабической методологии приводит к бессмыслице, не подтверждаемой пророческим мнением. Попытка же безусловного применения напрямую случайных хадисов без аналитического критерия мазхабов часто, (едва ли не всегда) вырождаются либо в крайнее сектантство (ваххабизм и др.), либо в абстрактные паратеологические построения (неоджадидизм и др.). Ведь для сохранения научности необходим аналитический аппарат, т.е. инструментальное средство научного познания. В Исламе эти функции и выполняет ханафитский мазхаб.

Что позволяет нам говорить о вечной актуальности мазхабов? Обращение ригористов вне мазхабической методологии к сакральному тексту, равно как и вольная интерпретация этих текстов реформаторами, не учитывает той позиции, что языки и их лингвистические единицы подвержены со временем мутационным процессам. Ведь эти слова были сказаны конкретным древним современникам и имели определенные контексты, не могущие быть обнаруженными в фиксированной письменной речи, эти тексты чаще всего — ответы на конкретные вопросы, которые могут быть забыты из-за очевидности для людей той эпохи, но непонятные для нас, что приводит к затруднению при извлечении корректного смысла. Да и просто слова и термины со временем меняют свой смысл. Поэтому их перевод на современный язык без учета исторической конкретности значений слов и создает опасность все большего удаления и ригористов, и реформаторов от адекватного Ислама. Понятно, что избежать этих опасностей можно только, следуя мазхабу Абу Ханифы, в котором тексты отинтерпретированы и коннотированы в строгом соответствии со смыслами, истекающими от Всевышнего и Его Пророка (с.). Причем, очень важно понять, что методологические основы Исламской теологии ныне существуют именно в деконтекстуализированном виде. Вот почему невозможен ныне абсолютный иджтихад, так как для этого необходимо восстановить контекстуальность священных текстов, что просто исключено, так как сегодня мы, в отличие от Абу Ханифы, не можем обучаться у сахабов пророческому знанию.

Еще раз повторим, что для того, чтобы Исламская теология не превращалась в субъективную беллетристику, необходимы нормы и критерии истинности и нормы движения к истине, выражаемые в методах и процедурах. Вся эта исследовательская инфраструктура и есть мазхаб.

Недопустимо буквалистское толкование священных текстов. Ведь любой текст, особенно хадисы, имеет адресный, зачастую очень узкий смысл. Чрезмерное же расширение этих значений за пределы детерменированных Пророком (с.) смыслов может довести их просто до абсурда. Вот почему и нужен мазхабический критерий для избежания такого рода спекуляций на смыслах.

Поверхностная, фактически препарированная ригористами «истина» хадисов благодаря своей внешней созвучности священным текстам фактически используется в борьбе против самого Ислама. Происходит процесс, описанный у классика, — когда люди все внимание сосредотачивают на лесах возводимого здания и не могут проникнуть в грандиозное собственно помещение, в котором находятся бесчисленные сокровища, никогда не теряющие свою ценность.

Типологической ошибкой ригористов и реформаторов является ситуация, когда определенные факты берутся вне связи с фактами и тенденциями, которые носят более общий характер. Именно этим подходом вызваны непрекращающиеся попытки фальсифицировать историю Ислама, их внемазхабные потуги реинтерпретации хадисов, «освобождения» Ислама от позднейших «наслоений», все это есть не что иное как стремление понять высказывания Пророка (с.) лучше, чем он сам их мог понять (!). Несостоятельность такого рода спекуляций реформаторов и ригористов, объединившихся в борьбе с мазхабами, определяется их игнорированием методов истолкования текстов, адекватного понимания историко-религиозного феномена хадисной литературы.

Необходимо адекватное понимание истории, т.к. интересующий нас период институционализации Исламского богословия находится в прошлом. С этим связано то, что мы сегодня не можем наблюдать Пророка (с.) в непосредственной данности. Неприемлем подход к текстам только в проекции интересов и шкалы ценностей нынешнего времени. Иначе получится, что мы в соответствии со своими собственными идеями будем каждый раз обновлять текст и потеряем адекватное его содержание. Поэтому ясно, что объективное, адекватное историко-теологическое истолкование текстов возможно лишь внутри технологии мазхаба. И сохранение этого сокровенного неискаженного смысла вполне возможно в цепочке традиционных мазхабических ученых. О характере такого неизменного перемещения традиционного знания хорошо написано у А. А. Потебни: «Пламя свечи, от которого зажигаются другие свечи не дробится: в каждой свече воспламеняются свои газы. Так, при понимании мысль говорящего не передается следующему: но последний, понимая слово, создает свою мысль, занимающую в системе, установленной языком, место, сходное с местом говорящего»¹.

Мазхаб, оперируя совокупностью процедур, связанных с истолкованием священных текстов, является способом адекватного понимания текстов. Причем в координатах мазхаба понятно, почему ученые пришли к конкретному решению, какие закономерности лежат в полученном результате. Отказ же от такой системы приводит нас к неминуемой неполноте знаний и, что самое недопустимое, к их вероятностному характеру.

Понятно, что такая зыбкая основа не годится для формирования законов шариата.

Поступки и действия, описанные в хадисах, нуждаются в объяснении, т.к. в них необходимо вычленять рациональные, «правильные» мотивы, без знания которых внешне эти действия могут носить многозначный характер. Вот где не обойтись без мазхабных правил интерпретации, так как они дают ответ, прямо относящийся к конкретным случаям, и этот ответ логически исключает все возможные иные толкования.

Основанием для защиты мазхабического Ислама является простой вопрос о целях изучения всей Исламской теологии. Для верующих это не праздный вопрос поиска одной из «научных» истин, это вопрос личного спасения в будущей жизни, здесь ставки весьма велики. В этой связи интерпре-

¹ Потебня А. А. Из записок по теории словесности. Харьков: Б. и., 1905. с. 27.

тация хадисов Абу Ханифой — учеником сахабов — наиболее достоверный метод получения смыслов, детерменированных Пророком (с.). Разве можно наивно лелеять надежду, что люди, живущие спустя многие века после Абу Ханифы, могут дать нечто лучшее в понимании основ Ислама? Их ответы могут быть более жесткими, более радикальными, полемичными, даже более красивыми по логике изложения, но самое главное — будут ли они ближе к Пророческому идеалу? Конечно, нет. Вот почему несмотря на истекшие века ханафитский мазхаб не теряет актуальность, так как он самый надежный путь спасения, стяжания Рая.

Человеческие поступки обычных людей далеки от рациональности. Пророка (с.) же отличает его особый статус учителя религии, он (с.) действовал на основе понимания того, что его (с.) поступки будут копироваться, но это не исключает из совершаемых им действий неловких, т.е. одноразовых движений, или же занимаемых им положений тела в намазе при недомоганиях и других выходящих за рамки обычных ситуациях. Попавшая в хадисы информация о такого рода случайных ситуациях отсеивается в методиках ханафитского мазхаба, в котором информация рассматривается в соответствии с критерием целесообразности поступков; в нем отклоняются те действия, в которых обнаруживается дефективность в целом ряде отношений, связанная с влиянием внешних случайных обстоятельств. Почему ученые мазхаба предпочитают такой алгоритм? Случайные, одноразовые события в биографии Пророка (с.) при детальном их исследовании, тщательном взвешивании и измерении, при взгляде на них в правильной перспективе отступают на второй план, и за ними обнаруживается истинная закономерная Сунна, которая носит связный характер, так выявляются шариатские законы. Вот почему, например, ханафитский намаз так экономен в движениях, строг и благостен — он лишен бестолковой жестикуляции других вариантов, не свободных от случайных немотивированных движений.

Закон человеческого восприятия таков — в массе мелких фактов некоторые поражают нас, другие же, напротив, постоянно повторяясь, почти не привлекают нашего внимания. Так и происходит в хадисной литературе — она заполнена описанием необычных поступков Пророка (с.). Реальная каждодневная практическая жизнь Пророка (с.) и селекционирована в ханафитском мазхабе.

Вызывают недоумение смелые намерения наших современников заниматься внемазхабным толкованием поступков сахабов, так как различия между мировосприятием раннесредневекового человека и сегодняшнего настолько велики, что невозможно «просто» попытаться представлять те события такими, какими они были «на самом деле». Ведь мы не можем вызвать к жизни ушедший мир их представлений, ощутить то совершенство и полноту их веры, возродить в качестве фона само их бытие. Мы сегодня, напичканные «научной» интерпретацией мира, обладаем религиозностью, не сравнимой ни в малейшей степени с религиозностью сахабов, поэтому нам никогда по-настоящему не понять мотивационную полноту их поступков. Вот почему мы настаиваем на единственно возможном выходе: использовать обобщения табиина Абу Ханифы, который имел возможность знать все эти тонкости и оставил нам научно корректные рецепты богопоклонения.

Нельзя не обратить внимания и на то, что Исламская теология в течение столетий создала каркас исторической фактологии в форме биографий Пророка (с.), сахабов, подробно создана прецедентная правовая литература. Все ранние источники настолько тщательно исследованы, что с очень давних пор невозможно ожидать новых фактов, дат или прецедентов. Объем литературы, воспроизводящей ход тех событий, уже не может увеличиться. Как видим, существующая система исторических фактов является прочно установленной, поэтому сегодня критическая работа в конкурентной, по отношению к мазхабам форме может идти лишь в форме искажения пророческого идеала и фрагментации шариата, его усечения, являясь по сути завуалированными попытками создания новой религии. Ведь и бехаиты и ахмадия тоже начинали с критики классических мазхабов.

Становление правовой прецедентной базы Исламского шариата не носило одномоментный характер. Мусульманская община прошла в своем развитии под руководством Пророка (с.) путь от гонимой группы до статуса независимого государства. К сожалению, в хадисах в отличие от Корана не удалось зафиксировать их хронологическую последовательность. В этой связи информация в хадисах содержит поведенческие стереотипы разных временных периодов Ислама, а значит необходима определенная корреляция, в которой проявляется временная компонента исторического понимания зачастую противоречивых поступков. Достижение интеграции разрозненных наблюдений и прецедентов хадисной литературы в единую, стройную картину осуществлено в мазхабах, причем наибольшей цельностью и единством среди предлагаемых ими картин пророческой жизни обладает именно ханафитский мазхаб, носящий универсальный характер, связывающий в единое целое детали и подробности эволюции ранней мусульманской общины Пророка (с.).

Вот почему сейчас уже не получится произвольно компоновать хадисы в целях реформы шариата, так как не удастся соблюсти правильные пропорции, определить истинную картину мотиваций сахабов.

Исламская теология уже насчитывает более XIV веков своего развития, превращения в разветвленную по специализированным дисциплинам науку. Нахождение внутри правоверных мазхабов позволяет только рассматривать ее как некий континиум. Альтернативы же традиционным мазхабам, претендующие на их вытеснение, приводят лишь к искусственному отказу от целых эпох развития Исламской мысли. Так, ваххабиты вычеркивают из Ислама период с XIV по XVIII века, джадиды отказываются от всего, что было до XVIII века.

Нелепо отказываться сегодня от исследовательских процедур мазхабов, которые хорошо разработаны и выдержали проверку, позволили научно исследовать пророческое наследие, а не просто «комментировать» его. Только в мазхабе можно говорить об изученности Исламского богословия в целом, поэтому новый возврат к архаизму ригористов и ненаучному «комментаторству» реформаторов есть не что иное как самоограбление мусульманской науки и её фактическое уничтожение.

Еще Э. Барт обращал внимание, что естественнонаучно ориентированный ум, который не приучил себя к систематическому метафизическому размышлению, при обращению к этой тематике порождает спекуляции, оказывающиеся часто жалкими, неадекватными и даже фантастическими. Создается впечатление, что Э. Барт сказал эти слова про татарских светских ученых, ныне претендующих на вероучительность.

Реанимация отживших форм религиозности?

Если обратиться к СМИ и произведениям наших ученых, можно подумать, что в Татарстане процветает джадидизм, что это направление в Исламе стало ведущим в Республике. Однако если поискать джадидов в мечетях, то ни среди прихожан, ни среди священнослужителей их встречать пока никому не удавалось. Как объяснить этот парадокс? Неужели духовное явление неоджадидизма, имея в своих рядах менее десяти адептов пожилого возраста, исчезнет с лица земли по естественным причинам с добавлением фактора алкогольной зависимости? Неужели возрожденцы джадидизма потерпят неудачу так же, как и их коллеги — возродители ваисизма? Да, это вполне может случиться, если неоджадиды не избавятся от плена патернофобии. Главная их проблема — это отвержение породившего их ханафитского мазхаба. Если они будут настаивать на отказе от ханафизма, то мусульманское сообщество вынуждено будет подвергнуть их элиминации. Если же неоджадиды, встав на путь научности и историзма, признают джадидизм продуктом эволюции ханафизма, его стадией, или хотя бы ответвлением, то многие могли бы ассоциировать себя с джадидизмом. Вообще, не только в Исламе, но и во всех религиях, ненависть к матери или отцу — самые отвратительные моральные дефекты. Неудивительно поэтому, что риторику джадидов, поносящих ханафизм, благодаря которому они появились на свет, не могут воспринять порядочные люди.

Необходимо сохранение цивилизационного ядра нашей культурной традиции, дальнейшая передача его из поколения в поколение. Ведь это и есть главное содержание, сущность развития человечества. Мазхаб — наша главная духовная ценность. А нам сейчас предлагают растратить и уничтожить её. Мы же должны сосредоточить усилия, чтобы сберечь эту ценность, обогатить и сохранить ее для потомков.