Валиулла Якупов,

кандидат исторических наук

ТАТАРСКОЕ «БОГОИСКАТЕЛЬСТВО» И

ПРОРОЧЕСКИЙ

ИСЛАМ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Являясь профессиональным мусульманским священнослужителем и в течение уже ряда лет одним из руководителей ДУМ РТ, я обязан часто встречаться, общаться, выступать перед разными аудиториями, в том числе и татарской научной общественностью. Как правило, наша татарская интеллигенция живо интересуется религией и всегда использует возможность высказать священнослужителям советы, как придерживаться религии, какое направление предпочтительно и т.д. Некоторые наши гуманитарии, можно сказать, занялись раздачей советов мусульманскому духовенству практически профессионально, стали, так сказать, «советниками» духовенства. К сожалению, это необходимое общение между мусульманским духовенством и татарской гуманитарной общественностью идет пока в режиме лекционном и менторском, то есть мы, например, только выслушиваем сентенции, скажем о том, что некий кандидат наук однажды пришел в мечеть и ему на проповеди было скучно, как доктор наук пришла на экскурсию в мечеть и ей слова имама... не понравились и т.д. Много лет выслушивая подобные вещи, я был вынужден задуматься, а нельзя ли и представителям мусульманского духовенства также задать вопросы татарским ученым, которые, изучая Ислам, пока относятся к предмету исследования отстраненно, как зоолог к лягушке.

Исходя из всего этого, рассудилось и мне изложить на письме некоторые советы и вопросы, появившиеся при обсуждении проблем изучения Ислама у татар.

Возможно, даже простое перечисление проблемных вопросов может оказаться полезным для исследователей исламской тематики.

Понятно, что об Исламе надо писать и светским ученым, и о персоналиях и о направлениях. Но должны быть определенные моральные рамки при анализе жизни и деятельности наших богословов, которые нельзя не учитывать.

Для верующих это конкретные люди, покойные, но души которых вечно живые, в связи с чем просто необходим определенный этикет. И такой подход уже сформировался у других народов, например, у русских. Касаясь своих религиозных деятелей, особенно святых, русские исследователи не позволяют оскорбительных выпадов. Мне кажется, настало время и татарским ученым учитывать это в своей работе и творчестве.

Но даже в книгах, вышедших недавно, в 2002 и 2003 годах, мало что меняется. Нельзя сказать, что только именно эти книги плохи, нет, они типичны и повторяют те же мифологемы, которые сложились еще в советское время вульгарного социологизма; удручает нас, что нет положительной динамики.

Узловые точки непонимания сосредоточены в осмыслении категорий будущего, прогресса, «развития» и т.п.

Будучи представителем официального духовенства и не являясь научным работником в обычном понимании этого слова, приношу извинения за возможное наличие в тексте излишней эмоциональной окрашенности оценок, некоторой похожести на проповедь.

Трезвый взглЯд на наследие

В течение достаточно длительного времени наших религиозных ученых, гордость нашего народа всевозможными способами обзывают, то религиозными реформаторами, некоторых доводят до рангов Лютера, ересиархов и даже чуть ли не атеистов. Если это как-то было объяснимо в советское время — время государственного атеизма, то почему и сейчас наших лучших ученых-богословов хотят непременно выставить сектантами, ненавидящими своих предков, религию отцов и желающими будто бы сменить отцовскую веру? Неужели они все на самом деле были каинами и манкуртами, презирающими правоверный ханафитский мазхабический Ислам и хотели обязательно его извратить? Не хочется в это верить, и этого не могло быть. Психологически понятно, что2 движет нашими «философами» — они все по сути или атеисты, или же великие грешники, намаз читать не хотят, дружат с рюмкой и в то же время чувствуют себя «отцами» татарского народа, его учителями и наставниками; естественно, поэтому, что они предполагают, что так было всегда, что и ранее татарские «отцы» и учители только и мечтали не читать намаз и в этой связи так изменить Ислам, чтобы, ничего не делая и выпивая, в тоже время собирать садаку и закят.

Но не случайно говорят, по себе людей судить не нужно. Наши предки — ученые богословы Курсави, Марджани были искренними верующими, преданно придерживались Ислама и отнюдь и не помышляли «реформировать» Ислам. Просто, как и все ученые-мусульмане до них и после них, толковали Ислам сообразно времени, сообразно условиям общественно-политической жизни. А это ведь не реформа Ислама, это все шло в рамках мазхаба. И сейчас ДУМ РТ реагирует на события, отвечает на вопросы прихожан, и вся эта совокупность внутриконфессиональной жизни — не есть реформирование Ислама — это обычная рутинная религиозная жизнь. Так и наши предки — ученые не были сектантами-реформаторами. И эту клевету и издевательство над вечноживыми душами наших ученых нужно прекращать, ведь не надо забывать, что за клевету придется отвечать. А клевета над покойным — самая отвратительная разновидность сплетни и оговора.

Например, если Курсави писал о правилах иджтихада, об уровнях муджтахидов — абсолютном иджтихаде и так далее, это не значит, что он хотел иджтихада и что он думал, что муджтахиды могут появиться в его эпоху. Об этом писали все и до него и после. Об этих шартах иджтихада и муджтахидов написано в любом учебнике «Усулуль-фикха». Важно, что он сам не претендовал на муджтахидизм и не признавал никого из современников муджтахидами, то есть он по сути ничем не отличался по мировоззрению от других богословов своего времени и никакой реформой здесь и не пахнет. Если бы он был муджахидистом, то были бы известны его фетвы, то есть плоды такого иджтихада. Остается только радоваться, что Курсави не написал труда о пророках и условиях пророчества — не дай Бог, наши «философы» объявили бы его пророком.

Нужно остановиться и трезво оглянуться на наше наследие. Реально писать, кто и что отстаивал на самом деле. Курсави был блестящим апологетом ханафитского фикха. Он пишет, что ханафиты на правильном пути, обосновывает это, приводя конкретные примеры. Достойна внимания его мысль о том, что не все хадисы одинаковы, что надо смотреть, от какого именно сахаба они исходят, так как были среди сахабов ученые фикха, а были и бедуины. И он на примере Гали ибн Абу Талиба показывает, что хадисы бедуинов отвергаются и не берутся за основу в фикхических вопросах. Главный стержень творчества Курсави — отстаивание адекватности выбора предков татар-булгар, которые избрали именно ханафитский Ислам как самый близкий к учению Пророка Мухаммада (с.).

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ХАНАФИЗМЕ

Естественно беспокойство государственных органов, общественности в связи с Исламским фактором, особенно на мировой арене и внутри РФ, на Кавказе. Ясно, что все ищут «хороший» Ислам, который бы не пугал их, с которым можно было бы иметь дело, сосуществовать.

Для татарской интеллигенции это тот Ислам, который можно было бы и принять, чтобы не стыдно было сказать: «Я верующий — мусульманин».

Почему-то многие думают, что такой «хороший» Ислам — это реформированный Ислам. А ведь на самом то деле «хороший» ислам — это традиционный (мазхабический) Ислам, как раз не подвергшийся изменению. Ислам, прошедший проверку временем. Именно кредо Абу Ханифы и его учеников. Вспомним, что все попытки реформы Ислама — ваххабизм, ахмадия, бехаизм,— никогда не приводили к позитиву, тем более т.н. «политический Ислам», который исповедуют последователи Д.Афгани, М.Абдо, Х. аль-Банны и С.Кутба,— именно на совести их сторонников многочисленные жертвы террористических актов и всех кровавых столкновений. А традиционный Ислам в лице ханафитских ученых и священнослужителей никогда не был замешан в этих ужасах.

И этот истинный Ислам не стыдно исповедовать и академикам, так как именно ханафизм является самой либеральной концепцией, именно в ханафизме предпочтение отдано методу «ра`й» — умозрению по сравнению с буквализмом других мазхабов, важен принцип «кыяса» — аналогии, опять-таки чисто рациональный ментальный инструмент — выражение научного подхода, так свойственного гуманитарной сфере.

В конце концов надо посмотреть на соседей — русская элита давно не ищет реформированного православия, а придерживается обычного его истолкования, гордится, что это самая ортодоксальная ветвь христианства, что именно русская церковь сохранила святоотеческую традицию (!) христианства.

А ведь татары также могут и должны гордиться сохранением ханафизма в наиболее чистом виде без всяких изменений (реформ), то есть заслуга татар в том, что они смогли донести до современности чистый пророческий Ислам, не искаженный ересями позднейших времен, 18 и более поздних веков. Татары, получив Ислам от сахабов Пророка (с.), так и хранят его как аманат. Если бы мы получили его из Средней Азии, почему у нас нет свойственных им искажений?

Только в мазхабическом исламе среди источников шариата существует понятие «урф», по-татарски «гореф», то есть народный обычай; именно поэтому мазхабический Ислам учитывает обычаи местных народов, так как их национальные обычаи не являются чем-то внешним по отношению к Исламу, по воззрению мазхабов, они могут существовать в рамках Исламского шариата, являются источниками шариата наряду с Кораном, Сунной, кыясом и т.д. А ведь все реформированные течения Ислама, в первую очередь ваххабизм и «политический» Ислам именно не согласны с этой позицией ханафизма.

Удивляет некомпетентность и незнание своей религии нашей интеллигенцией, которая ищет «национальный» Ислам, хочет его отатаривать, зачем, наши предки давно позаботились об этом, избрав ханафизм, уже в учении которого заложено признание «урфа» татар источником шариата, (именно поэтому коранические меджлисы, сабантуи, посещение могилы сахаба в Булгаре никогда не были «проблемой» для татар-ханафитов — все это является частью обычая, а значит и не противоречит Исламу). Это напрягает лишь реформаторов Ислама, ваххабитствующих мечтателей о «чистом» (читай: «нетатарском») Исламе). Поэтому у татарских интеллектуалов и националистов, на мой взгляд, лишь от незнания настоящего Ислама возникают искания «нужного» ислама. А он всегда и был под рукой — только надо сходить в мечеть к своим же бабаям.

ТипологиЧеские особенности татарского Ислама

У татар своеобразная история. У них очень много особого. Это самая северная мусульманская страна. Это, по сути, остров в христианском окружении. Ислам принят ими добровольно при отсутствии общей границы с халифатом в условиях, и когда между ним и и халифатом лежали иноверные страны (Хазария). Таким образом, эти мотивы — поиска Истины и сохранения ее в чистоте — пронизывают все века напряженной духовной жизни татар. И практически уникальный случай сохранения Ислама в условиях жестокой многовековой христианской оккупации и насильственного крещения. Значит, есть в татарском Исламе что-то настоящее, базисное, что делает его настолько устойчивым и несмотря на отдаленность от центров Исламской цивилизации близким к пророческому идеалу. Отсутствие отступлений, сколько-нибудь значительных ересей, тяготение к умеренному наиболее адекватному Исламу и удивительно, и, на первый взгляд, необъяснимо.

Достаточно поставить несколько вопросов:

Почему грамотность татар в разы была выше в условиях царской России по сравнению с другими мусульманскими народами?

Почему роль женщины-татарки, грамотной, не носящей чадры-паранджи, была всегда несравнимо более статусной по сравнению с положением женщины у других мусульманских народов?

Мусульмане других национальностей, в случае попадания в положение меньшинства или диаспоры обычно исчезали, лишались Ислама, а татары даже будучи в рассеянии сохраняли религию (в Польше и Литве в течение веков, будучи в ничтожном меньшинстве) и т.д.

Многовековая выборность мусульманского духовенства, традиции коллективного самоуправления махаллей выглядят диссонансом автаркическому строю общественной жизни у других мусульманских народов.

Татарская духовность настолько оригинальна и интересна, что действительно давно уже переросла себя, те рамки провинциализма, в которых она пока замкнута. Потенции татарского Ислама определенно велики. Но в чем их особость? В чем выражается ценность татарского Ислама, что может быть образцом для других? Реформаторство ли это? Вряд ли оно кому-то интересно. Ведь все татарские джадиды — реформаторы трусоваты и неизбывно вторичны. Их переводы с арабского по сути полностью являются плагиатом и перепевом идей Дж.Афгани, Абдо, Шах Валиуллы, ахмадии, ваххабии и других ересей. Не случайно Ишми ишан так и называет их «переводчики», кстати, используя именно это русское слово. Этим ворованным товаром никого в мире не удивишь.

Но у татар есть такие типологические особенности, которые имманентно присущи им и корнями уходят в века. Вот эти-то вещи и интересуют всех, в том числе и заграницей.

Пока же наши ученые сделали главным содержанием своих работ неверие в собственный народ. Ими движет изначальная уверенность в его второсортности и «хужести» по сравнению с другими народами. Поэтому идет поиск кумиров на стороне. И это, к сожалению, происходит издавна. Вспомним Казань ханскую: была промосковская партия, прокрымская, проногайская, просибирская и т.д. Не видно было только сильной проказанской патриотической партии. И сейчас никто не верит, что у татар могли быть свои искренние верующие, продвинувшиеся в приближении к Богу. В 2003 г. исполнилось 170 лет со дня рождения Зайнуллы-ишана Расулева, в Казани по этому поводу ничего не произошло. А посмотрите отношение русских к современнику Зайнуллы-ишана Серафиму Саровскому.

У татар — проблема с патриотизмом, верой в будущее своего народа. Как с горечью называл это явление Г.Исхакый: «Љмђче», то есть участник субботников,— бесплатно, беззаветно работающий на других, в то время как свой народ остается в не лучшем положении. Поэтому пришло время сменить эту парадигму. Нужно культивирование татарского и поиск подлинных патриотов и гордость ими.

Русские ведь исповедуют «семитскую» по происхождению религию. В то же время несмотря на существование общехристианского набора героев и святых предпочтение отдают своим — русским по происхождению. Торжества по юбилею С.Саровского — яркое тому свидетельство. А ведь у них инонациональных святых поболее, чем у нас, так как христианство на много веков «старше».

Даже в каждой мусульманской стране также предпочитают своих подвижников. Почему только татары должны быть заняты чужими героями? И такой уклон к южным персонажам, презрение к своим подвижникам не является ли косвенной причиной успеха языческой проповеди тенгрианства?

«Интеллигенция» ориентирована лишь на адаптацию и упрощение идей западной культуры. Из-за этого, видимо, такое пристрастие к реформам в духе джадидизма.

Некоторые объясняют это и самой природой «советской интеллигенции», умеющей только обслуживать интересы бюрократии. Сменился режим, ушел старый хозяин, тут же подыскивается новый — или на востоке, или на западе; не годится в хозяева только свой народ.

Семидесятилетний идеологический прессинг привел к воспитанию особой татарской интеллигенции, отличающейся менталитетом, подчиненным прямолинейной логике, очень вульгарному социологическому мировосприятию.

Конец ХХ века привел к настоящему религиозному ренессансу. Надежды сатанистов на исчезновение религии с ростом образованности, учение о религиозности как пережитке прошлого опровергнуты самой жизнью. Все это должно было, как будто, привести к пересмотру взглядов татарских историков и «философов» на феномен религиозности. Но не тут-то было. До сих пор они настойчиво выдают утверждения о реакционности сильной традиционной духовности, до сих пор аплодируют любому сектантскому извращению, случайно показавшемуся среди татар.

Невероятное ускорение всех процессов, от передвижения до получения информации, появление планетарного мышления, ощущения малости земного шара все более подтверждают предвидение будущего нашим пророком Мухаммадом (с.). Очевидно, что все эти явления облегчают людям осознание своего места в мире, их бесконечной нужды в Создателе. Синдром всесильных «мичуринцев», независимых покорителей природы и другие психопатологии постепенно успешно лечатся и человек все более и более обретает нормальное мироощущение и находит пути общения со Всевышним.

ПРОБЛЕМА ТАТАРСКИХ «ФИЛОСОФОВ»

Проблема татарских «философов» в том, что они думают, что Ислам — аналогичная христианству религия с наличием такой же схоластики, как и в христианстве. На самом же деле такой схожести не было. Ислам открыт науке, он сам является наукой. Известно, например, что глобальная современная научная медицина — это и есть исламская медицина, ее создатель Авиценна и т.д. В Исламе никогда не было инквизиции и охоты на ведьм. В Исламской космогонии не нужен был Коперник и Галилей — их идеи были привычны изначально. Только после вторжения протестантизма в Ислам появились ваххабитские представления о плоском характере земли и небесной локализации Бога.

Западная же наука, всегда была вынуждена развиваться под знаком мятежа против традиции и укорененных в ней представлений. Рене Декарт писал: «Не придавать особой веры тому, что мне было внушено только посредством примера и обычая». Френсис Бэкон также утверждал: «Тщетно ожидать большого прибавления в знаниях от введения и прививки нового к старому. Должно быть совершено обновление до последних основ, если мы не хотим вечно вращаться в круге с самым ничтожным движением вперед» (Бэкон Ф. Соч. в 2-х томах, М., 1978, с.17, Т.2.). Такой подход, может быть, был оправдан для христианского общества, однако применение таких хирургических методов образца 18 века татарскими «философами» уже в 21 веке не является ли эпигонством и таклидом, подражанием протестантству, действительно неуместным ныне и не подходящим, мягко говоря, при исследовании религиозной тематики?

Тем более, что на западе не все являются обрезателями традиций и протестантами, как думают наши татарские «философы». Достаточно процитировать слова Ю.Мезера: «У меня нет оснований считать, что наши предки были глупцами» (Цит. по: Шацкий Е. Утопия или традиция. М., 1990. С. 228).

На Западе оппозиция «прогрессизм — консерватизм» нашла очень даже вариативное разрешение, отнюдь не в безусловном торжестве прогресса, как думают татарские «философы». Сохранение католицизма — наглядный тому пример. Ведь консерваторы — это не только охранители существующего положения вещей от покушений реформаторов, но скорее традиционалисты, отстаивающие принцип органического роста общества и непрерывность исторических традиций. Да, возможен вариант джадидского протестантизма (Англия), но возможен ничем не худший пример кадимического католицизма (Франция). Зачем же ненужный зуд иджтихада, если экономнее и без него достичь аналогичного результата?

Проблема все же, конечно, не в татарском Исламе. Выбор наших предков, безусловно был верный и истинный. Проблема в отношении к нашим предкам. Проблема в том, что некоторые их потомки настолько «рафинировались», получили такое западно-протестантское воспитание, что считают принятие нереформированного Ислама неприличным (хотя до сих пор непонятно, а что в нем плохого, что, собственно, надо менять? Вот все наши предки делают дуа, подняв руки, ваххабиты рук не поднимают, что, от этого их дуа становится, видимо, круче? В чем нужен иджтихад? Наши предки в намазе, подняв руки в начальном такбире, сохраняют далее по указаниям Пророка (с.) спокойствие, избегая взмахивания руками. Наши же иджтихадисты предпочитают беспорядочно взмахивать ручками при каждом цикле намаза — разве есть кому-нибудь польза от таких иджтихадных находок?)

А ведь можно просто уважать выбор предков, благоговейно придерживаться ханафитского, обычного Ислама, который уже никак не мешает никому быть современным. Тем более, что способов выделиться и самоутвердиться полно и без нападок на свой мазхаб.

Таким образом, проблема не в мазхабе и его соответствии современности, проблема в головах. Нашим джадидам-революционерам мало истинности истины, просто так они ей не доверяют, хотят ее реформировать. У Салтыкова-Щедрина в «Истории одного города» (города Глупова) уже описан схожий прецедент соотношения наших джадидов и мазхаба — один из градоначальников, в силу своего малого роста ни одной крупной мысли вместить не мог.

Однако справедливости ради надо отметить, что реформаторами движет свое понимание проблемы, восхищение протестантизмом, реформами, хотя они не берут на себя труд задуматься, а хороши ли они, полезны ли, как соотносятся с нашим этносом? Та необходимость реформ, к которой они относятся с доверием, действительно заслуживает ли доверия? Не является ли это суеверием и предрассудком, перетекшими к нам с западной научной методологией?

Таким образом, абсолютно не соответствует современности императивность реформирования всего и вся. Западная наука уже давно отказалась от рассудочного конструирования системы полярных «прогрессивных» и «реакционных» традиций, которыми отмеривается исторический опыт.

На Западе саму традицию и традиционность считают способной быть прогрессивной. Тем более это относится к ханафитскому мазхабу, самому либеральному и легко согласовывающемуся с любой исторической эпохой.

Задачей дня является преодоление европоцентизма в познании реальности, необходимо формирование уважения к собственному народу, его достижениям. Иначе же этот странный симбиоз ваххабизма и джадидизма, объединившихся в атаке на мазхаб и традицию может победить, но среди победителей, как это всегда бывает, останутся только ваххабиты. Необходима трезвая оценка, ради чего и для кого затеяна вся эта возня, кому это выгодно и что нас ждет. Извинительно ли такое слепое неведение? Немецкую интеллигенцию привлекал в фашизме патриотизм и возможность реванша, но вкупе они получили и много еще чего. Таким образом, татарские «философы», помогая сейчас ваххабитам уничтожить мазхаб и связанную с ним толерантную традиционность татар, останутся наедине с ваххабизмом со всей его обскурантистской прелестью представлений: антропоморфическим пониманием Бога, ксенофобией и нетерпимостью. Может быть, лучше учиться на чужих ошибках и не повторять пестования пусть и своего (на первый взгляд) «мусульманского», но все же фашизма?

Сортировка татарских богословов на прогрессивных и реакционных как инерция все еще сохраняется, хотя ясно, что религия, будучи извечным феноменом, явно не подпадает под эту антиномию.

«Прогресс (от лат. Progressus — движение вперед) есть такое направление развития, которое характеризуется переходом от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному»,— так написано в учебниках философии.

Нужно отметить, что концепция «прогресса» возникла относительно недавно: «заслуга» принадлежит философам 2-й половины XVIII в. Оба творца первоначальных концепций общественного прогресса — Тюрго и Кондерсе — были активными общественными деятелями предреволюционной и революционной Франции. То есть эта тактическая выдумка была всего лишь ходом группы авантюристов, поставивших цель захвата власти во Франции; они должны были представить таким образом королевскую власть реакционной, а свои действия по разграблению страны — прогрессом. К сожалению, эта локальная идея впоследствии была поднята на щит, так как оказалась очень утилитарной, пригодной для оправдания захвата властных и финансовых ресурсов и, таким образом, была обречена на успех, так как, естественно, религия, мораль, нравственность — были отнесены к явлениям способствующим регрессу.

Использование же концепции прогресса в смысле того, что вершиной его является христианско-европейский мир оказалась очень своевременным для оправдания колониальных захватов и хищнического разграбления колониальных народов.

Идея о наличии прогрессе всегда выгодна метрополиям, то есть господствующим нациям. Малым, угнетаемым народам никогда нельзя быть сторонниками этой колониальной по сути доктрины. Ведь, если мы встанем на точку зрения наличия дихотомии «прогресс-регресс», нам всегда докажут, что унитарное государство прогрессивнее, экономичнее и т.д., всегда показатели татарской культуры по их шкале окажутся ниже. Единственный разумный выход для нас — отказаться от их правил измерения, не загонять себя в ловушку и, таким образом, не оставаться обреченными на вечное аутсайдерство. Необходимо наконец понять, что все, кто твердит о прогрессе,— это компрадорские слуги, торгующие историей и идентичностью собственного народа.

Справедливости ради нужно отметить, что на Западе давно наблюдается отрезвление от опьяняющих идей «прогресса». Первым описал симптомы этого похмелья Деннис Медоуз в книге «Пределы роста» (1972). Причем речь идет не только об ограниченности экологических ресурсов, но и о внутренних пределах, о психофизических возможностях человека.

Таким образом, реалии последней трети ХХ века поставили под глубочайшее сомнение традиционную прогрессистскую концепцию во всем интеллектуальном мире. К сожалению, «татарские философы» ничего не слышали об этих тенденциях в мировой науке, они с настойчивостью странной и необъяснимой для обычных, адекватных людей рассуждают и в 21 веке о прогрессе, о регрессе и т.п. мусоре.

А ведь современная наука ныне главным критерием социальной динамики признает уже не производительные силы и не производственные отношения, а уровень гуманизации общества, положения личности в нем, очеловечивание человека. Таким образом, современная наука доказывает, что самым совершенным обществом в истории человечества было сообщество сахабов, воспитанное Пророком Мухаммадом (с.), как об этом и говорится в Коране, в котором сахабы называются лучшей общиной, выведенной из людей.

СОЦИАЛЬНОЕ «РАЗВИТИЕ»?

Хотя в нашей науке предпочитают термин «развитие» — это просто остаточное наследие примитивных представлений о якобы поступательном движении общества, остаточное представление прогрессистов. В настоящей же науке давно предпочитают использовать термин «социальная динамика», который гораздо ближе к реальности. По мнению П.Сорокина, эти процессы отнюдь не носят однолинейного характера: «Подобно физиологии человеческого организма, которая изучает основные физиологические процессы, повторяющиеся в человеческих организмах, «социальная физиология» или динамика концентрирует свое внимание на основных социальных процессах, повторяющихся в жизненной истории всех социальных групп» (Sorokin P. Society, Culture and Personality. - N. - I. - L., - 1947, p.367). Из этой цитаты видно, что компетентные западные ученые говорят о циклическом характере динамики и при сравнении с человеческим организмом они прекрасно понимают конечность существования человеческого общества — видят и осознают его неминуемую смерть во времена Последнего суда.

Вульгаризация общественных процессов, выразившаяся в европоцентристской доктрине «прогресса» для обоснования колониальных захватов, к сожалению, до сих пор владеет умами наших татарских «философов», более того, они хотят навесить ярлык ее сторонников и на наших богословов, по сути обвиняя их в неискренности.

Ведь, если татарские ученые ратовали за возрождение иджтихада, в то же время зная хадисы Пророка (с.) об обязательной деградации мусульманской учености при продвижении к концу мира, о том, что упадок мусульманской учености детерминирован при приближении конца света (это один из его признаков), получается, что они были лицемерами (мунафиками). Но это было бы неуважение к нашим предкам! Ведь грех лицемерия хуже даже, чем неверие. Мунафики ниже находятся в аду, чем кафиры.

О БУДУЩЕМ

Будущее человечества, не очень далекое, а обозримое, может быть оптимистичным и радостным, так как священные тексты предостерегают и в то же время дают и надежду, что пока люди будут славить Единого Бога, пока будут жить среди людей святые праведники, конец света не наступит. И в этой связи необходимо сознательно противостоять Сатане, который распространяет учение о невозможности человеческой святости и праведности, о том, что все люди, включая пророков,— тривиальные грешники. С этой дьявольской логикой нельзя соглашаться, иначе конец света действительно может осязаемо приблизиться (а средствами его приближения, т.е. проводниками деградации, будут как раз отрицатели святости). Если же пестовать истинную ученость, святость и праведность, искренне стремиться к ней, то взгляд на будущее человечества обретает взвешенный, мужественный оптимизм.

Таким образом, внимание татарских ученых вращается вокруг проблем вчерашнего дня, детерминированных марксистским классовым подходом, а действительно интересные вопросы, например, удельного веса разных дисциплин шариата в татарском богословии и связанных с этим последствий и др. остаются пока вне всяческого внимания.

Тадждид: от дифференциации к интеграции исламского знаниЯ

А, может быть, многие непонятности связаны с излишним увлечением дифференциацией, дроблением шариатских наук, что и приводило ранее к излишней абсолютизации такого дробления? Безусловно, дифференциация сама по себе носила полезный характер: без специализации невозможно достичь необходимого высокого результата. Но с течением времени специализация наложилась на свойственное всему средневековому времени цеховое мышление. Таким образом, хадисоведы, факихи, знатоки калама, мутасаввифы все более отдалялись друг от друга и даже начали испытывать некоторую неприязнь друг другу. Выпячивание важности только своей дисциплины и выражения сомнения важности сфер других шариатских наук — вот действительная проблема исламской учености. Хотя известны попытки противостояния этой неблагоприятной для Ислама в целом цеховости: имам Газали много сделал для интеграции шариатского знания — благодаря ему было восстановлено равновесие между фикхом, каламом и тасаввуфом. Но, к сожалению, это скорее исключение, чем правило.

Тенденция к «патриотизму» школ и дисциплин — цеховость — надолго возобладала в Исламе. Гипертрофирование своих дисциплин приводило и к возникновению многих сектантских заблуждений в Исламе.

В то же время у специализации при всей негативности автономизации дисциплин возникли совершенные методики и арсенал познавательных средств.

Таким образом, только преодолев такой дифференцированный взгляд, можно увидеть цельный образ нашей религии — настоящего Ислама, в котором соблюден баланс между шариатскими сферами, где у каждой области-дисциплины есть свое законное место, не ущемленное и не увеличенное. Это и есть пророческий Ислам в своей чистоте, где и науки о Коране, о хадисе, о комплексе внешнего поведения (фикх), о внутреннем благочестии (тасаввуф), о вере (калам-акыда) существуют во взаимосвязи и гармонии, не отрицая, а дополняя друг друга.

Вот главная задача восстановления и возрождения Ислама в период джадидизма, а не шиитский иджтихад и ваххабитское отвержение мазхабов. Борьба с фанатизмом мазхабов. Главная идея джадидизма — интеграция исламской науки в отличие от тенденции дифференциации средневековья, вот смысл перехода к современности от средневековья, целостность Ислама — главная цель тадждида.

Этноментальные преимущества татар

Превалирование у разных мусульманских народов интереса к тем или иным отраслям шариатских наук не может быть случайным. Народы не одинаковы, каждый имеет свои этнопсихологические особенности. В этой связи нормально, что кто-то приемлет Ислам через призму фикха, кто-то делает упор на акыду, кого-то более волнует философская сторона религии, кто-то педантично зациклен на хадисах, а кто-то преуспел в мистике. И было бы странно, если бы это было не так. Остается лишь осознать, как позиционируют в этой связи себя татары. В чем их преимущество, на что подталкивает нас наша этноментальность.

Достижения современной этнопсихологии не надо путать с расизмом, это абсолютно разные вещи. Просто современная наука выявила, что объективно существуют интеллектуально-познавательные национально-психологические особенности, выражающие своеобразие восприятия и мышления представителей конкретных этнических общностей.

Касаясь особенных параметров интеллектуальной активности татар, отметим: их характеризует высокая степень приверженности логике, широта и глубина абстрагирования, достаточно высокая скорость мыслительной деятельности. Конечно, такой интеллектуальный фон привел к пристрастию к общим мировоззренческим проблемам — развитости у татар наук акыды и калама. Вспомним вышедших из татар Тафтазани и Давани. Самым любимым предметом дореволюционных шакирдов были именно акыда и калам, на учебники по которым были написаны тысячи комментариев (шархов). Этот золотой фонд татарской теологической мысли пока абсолютно не востребован. К сожалению, пока у современных татар наблюдается следование несвойственному им пустынно-созерцательному варианту Ислама, построенному на буквалистском следовании букве, а не смыслу священных текстов и слепом таклиде новым ересиархам, наподобие ибн Таймии, ибн Кайима, М. ибн Габдел-Ваххаба, Албани и др. Ясно, что этот путь — путь рабства хадисоведения, путь не умственной веры, а бездумного роботного подчинения и фанатизма — противоречит всему менталитету татар и может привести к очень печальным последствиям. Наши предки были вообще равнодушны к этой стороне восприятия Ислама. Показательный факт: если до революции были изданы на татарском языке многие тафсиры - толкования Корана, то хадисы из 6 сборников не переводились вообще. Так как в сборниках хадисов по одной теме всегда присутствуют хадисы противоположного содержания, то из-за невозможности использовать их в практическом смысле эти книги не были востребованы. Печатались лишь только отобранные сборники типа «1001 хадис». Логичнее использовать уже готовый анализ хадисов, проведенный учеными и выраженный в рецептуре практического поведения, то есть в фикхе, что реально и происходило. Поэтому и сегодня для успеха проповеди Ислама надо иметь в виду эти особенности татарской психологии — подавать исламские истины именно через мировоззренческое преломление, а не только через текстовый императив.

Народы Средней Азии имеют практический склад ума, рациональное мышление, не склонное к отвлеченным суждениям, оперированию абстрактными понятиями, поэтому в Средней Азии такое развитие получили науки фикха. Казуальное видение жизни способствовало расцвету исламского правоведения.

Эмоциональные особенности национального характера у татар привели к популярности именно накшбандийского тариката, так как это направление суфизма предпочитает «тихий» зикр без телодвижений, исключает хоровую практику и, что немаловажно, постулирует строгое следование шариату. Все это привело к укоренению именно этой школы тасаввуфа, что, как видим, не случайно, а соответствует родовым признакам татарской нации. В то же время эмоциональная устойчивость татар, большая приверженность логике, апелляция к разуму, а не к чувствам, является сдерживающим фактором для широкого распространения суфизма. Дореволюционная история татар показывает, что суфизм всегда был, но не становился как у других народов самодовлеющим, никогда не принимал глобального общенационального характера. Тем более, что всегда была традиция настороженного отношения к суфизму, что прослеживается в трудах Утыз-Имяни, Р.Фахретдина, которые критиковали крайние формы суфизма, в принципе не отвергая его как такового.

В то же время в эмоциональной «архитектуре» татар отсутствие горячности и возбудимости не доходят до сухости. Татарская душа очень чувствительна, поэтому в религии ее не может удовлетворить лишь механицистский подход к исполнению внешних ритуалов. Очень важно сердечное личное восприятие Божественного, поэтому у татар так популярны именно «дуа» — личные апелляции к Всевышнему, из-за этого сложилась своеобразная обрядовая система, не противоречащая шариату,— частые коранические меджлисы — способ стяжания благодати через крылья ангелов и опять-таки прямой апелляции к Самому Всевышнему. Все это в комплексе и характеризует веру татар — ее теплоту, сердечность, коллективизм, осмысленность и всегда напряжение разума — меджлисы эти в то же время и вопросы-ответы, по сути интеллектуальное обсуждение тонкостей праведной веры.

К сожалению, не всегда такая татарская вера — татарский вариант Ислама — находит понимание у представителей другой, пустынной этнопсихологии, которые, считая себя монополистами «правильного Ислама», пытаются ныне тиражировать свой жесткий (зачастую и неоправданный) вариант восприятия Ислама. Будем надеяться, что татарский этнос достаточно устойчив, чтобы сохранить адекватное ему чувствование и общение с Богом.

Нам нужно понять достаточно простую вещь: критика ритуалов и обычаев никогда не приводит к исчезновению ритуалов и обычаев как таковых. Надо быть очень наивным, чтобы верить в это. Любая критика конкретных обычаев — ритуалов подразумевает существование альтернативных, лучших с точки зрения критиков. Если же речь идет конкретно о татарских обычаях, то на них идет откровенная атака с двух сторон — со стороны русского (вообще европейского) и арабского (в его пустынном варианте) образа жизни. Здесь есть определенное умолчание со стороны критиков татарского обычая, хотя они артикулируют цель уничтожения обычая, на самом деле они чаще всего небескорыстные пропагандисты инонационального обычая. Удивительно, что очень многие согласны с такой деятельностью и даже помогают нивелированию «татарскости» и утере татарами национального своеобразия и идентичности.

Таким образом, если кто-то учит вас делать элементарные вещи — похороны и никах — не как ваши ученые предки, а как другие этносы, нужно за гладкой риторикой различать неартикулируемые смыслы.

Удивительна непоследовательность наших «философов». Они критикуют ритуалы и традиции татарского народа, призывают брать пример у протестантов. А ведь самые известные протестанты — англичане просто-таки рабы своих традиций. Традиции в Англии превращаются в фетиш, культ, ими восхищаются. Англичане стремятся везде оставаться самими собой, сохранять в любых условиях свои привычки, вкусы, нравы, все ритуалы. Действительно, пора и «философам» брать у английских протестантов пример в бережном отношении к национальным ритуалам, а не бросаться в пропасть нигилизма и очернительства своих предков и презрения к ним.

Вопрос в том, как моральные ценности и конкретные личности могут совместиться и не только сосуществовать, а сделать жизнь такой, чтобы мораль стала императивом жизни индивидуума. И чтобы этот императив был активизирован не в отдельные только моменты просветления, побудки совести, а перманентно, каждодневно, всю человеческую жизнь. Наиболее адекватный ответ очевиден — это процедура, алгоритм действия, то есть, иначе говоря, религиозный ритуал, вершиной, апогейным достижением которого является намаз — пятикратное общение с Богом в течение суток, синтез всех элементов богослужения, всех религиозных систем мира, интеграция всего богопоклонения. Этот ритуал, вообще вся процедурная часть необходима, она диктуется самой человеческой природой. И никакая компьютерная эпоха этого не изменит; каких бы высот интеллекта и самомнения человек не достиг, он неизбежно нуждается в богообщении и намаз сохранит свою актуальность извечно, причем с развитием цивилизации и комфорта необходимость и потребность в нем будет возрастать.

В этой связи непонимание роли процедуры в человеческой жизни, взаимосвязи цикличности и синхронности материального и нематериального и приводит к наблюдаемому нигилизму татарской интеллигенции по отношению к своим национальным проверенным практикам.

ТАТАРСТАН — ОСТРОВ АТЕИЗМА?

К сожалению, в 1990-е годы в русской печати были сентенции о том, что Татарстан — это остров коммунизма. В этом высказывании верной остается часть, касающаяся гуманитарной сферы — татарская наука — это пока во многом остров атеизма. Наши ученые-философы, историки, педагоги остаются вопреки всякой логике методологическими атеистами, хотя и в России-то их уже не осталось.

На самом ли деле наши предшественники несмотря на свою ученость и знания в Исламе, всегда ненавидели религию татар — ханафитский мазхаб — и хотели, отказавшись от него, обязательно трансформировать его в шиизм, так как нуждались в шиитском методе иджтихада, либо как ваххабиты мечтали о ниспровержении ханафизма? Так ли это?

Мне почему-то представляется, что они скорее всего были убежденными ханафитами, желавшими только его укрепления и, наоборот, боровшимися с попытками проникновения шиизма, ваххабизма и др. ересей в среду татарского народа.

Для сравнения приведем несколько примеров вульгарной интерпретации фактов и высказываний наших богословов и варианты возможных адекватных трактовок.

Считается, что Курсави либеральнее остальных ученых, так как он делал упор на абсолютном идтжихаде.

Вот симптоматичная нелепость, миф, если хотите: степень приверженности иджтихаду воспринимается как степень либеральности. Почему иджтихад и либеральность взаимосвязаны? Что, шииты должны быть априори передовыми людьми? Чем больше шиизация татарской теологии, тем она «передовее», либеральнее? Навряд ли.

Сам Курсави, как будто предвидя появление клеветников, везде подчеркивает, что он является сторонником взглядов «ахл сунна вал-джамага», то есть — традиционалистов-мазхабистов. Очень важно, что для окончательного доказательства своих высказываний как последнюю истину Курсави всегда приводит цитаты из Абу Ханифы, и это не случайно.

Об уважаемом ахуне Шихабетдине — хазрате, до смертного одра прослужившем имамом, приходилось читать сожаление, что его религиозное свободомыслие так и не дошло до прямого отвержения мусульманской догматики! Вот что является для «философов» идеалом: они хотели бы, чтобы наши теологи стали атеистами. Вот эта червоточина и мешает дальнейшему развитию татарской науки. Уверенность, что религия и наука — противоположные вещи. А ведь весь научный мир (США и другие страны) добились успеха только благодаря совмещению, а не противостоянию религии и науки. Религиозные дисциплины — это такая же часть науки, как и гуманитарные научные дисциплины.

Расхваливая усул джадид — новый метод, основывавшийся на фонетическом принципе в обучении, кое-кто шельмует старый метод; недостатком его считается бездушная зубрежка Корана и других религиозных текстов. Можно подумать, что усул джадид был против бездушной зубрежки! Это ведь делалось в интересах более эффективной зубрежки и более эффективного усваивания именно религиозных дисциплин. А ведь без зубрежки Корана не может возникнуть целой страты мусульманского духовенства - хафизов, то есть знающих Коран наизусть (вызубривших его). Как же зубрежка может быть бездушной?! Зубрежка Корана всегда духовна. Заучивание наизусть необходимый элемент педагогической науки. Непонимание таких элементарных вещей очень характерно, к сожалению, почти для всей татарской научной интеллигенции.

Бухарское образование критикуется за то, что там обучение шло по арабским учебникам с персидскими пояснениями и из-за этого де татары за 10 лет обучения возвращались, ничего не поняв. Это как надо не уважать свой народ и его интеллигенцию! Уж за десяток лет неужели нельзя было овладеть языком преподавания? Если человек выезжает во Францию учиться, наверно уж он овладеет французским. Так неужели татары не могли понять арабский и персидский? Тем более, что их они уже знали и перед выездом. Некомпетентность и презрение к собственным предкам чувствуется в такой критике Бухары.

Иногда остается только удивляться, где наши ученые высматривают реформаторство. Ведь Утыз-Имяни в «Рисале Дибага» опровергает необходимость иджтихада-мутлак, настаивает, что необходимо следовать муджтахидам прежних времен и говорит лишь, что мукаллиды, передающие слова муджтахидов, должны быть очень точны в передаче, не должны добавлять ничего от себя, не должны искажать слов муджтахидов. И справедливо заявляет, что если мукаллиды, передавая слова муджтахидов, вписали, добавили отсебятину, то именно этой отсебятине и не нужно следовать. Этому методу в точности и следует сам Утыз-Имяни, выказывая себя 100%-м ханафитом и правоверным мазхабистом, очищающим мазхаб от искажений, защитником чистоты традиции, уберегающим ее от неуместного иджтихада, который, по его мнению, давно невозможен и не нужен. И даже такого столпа традиции, как Утыз-Имяни, в нашей татарской «философской» литературе по всякому позорят как реформатора. Просто неудобно и неловко.

О каком иджтихаде может идти речь, если Утыз-Имяни открыто пишет, что среди татар почти нет людей, способных отличить ученые книги от подделок, то есть грубо говоря, не до иджтихада — он призывает татар работать над своим теологическим образованием, чтобы хотя бы разбираться мало-мальски в шариате?

Он возвеличивает муджтахидов, призывает следовать им, критикует отход от их наследия. Он открыто заявляет, что иджтихад невозможен, так как уровень знания шариата очень низок, призывает очистить Ислам от новшеств, вернуться к мазхабической чистоте ислама времен Абу Ханифы и его учеников.

Во многом проблемы от неправильного понимания цитат. Курсави пишет, что «если человек может выносить иджтихад, он обязан это делать». Эти слова не означают, что он считал, что такие люди были в его время и что они будут после. Это обычная констатация факта. Так, мусульмане верят в Инджил (Евангелие), но не в христианский вариант, а в истинный, и если нам предложат истинное Евангелие, мы его примем, мы так говорим и обязаны верить, хотя и понимаем, что это невозможно. Это не значит, что мы знаем, что такое Евангелие хранится на соседней улице. В словах Курсави нет реформаторства, это обычный текст мазхабиста, как и все другие.

О Курсави Марджани сообщает, что он «опирался на имама Газали, его «Ихья», выступил он лишь против ученых-каламистов последнего времени, отклонившихся от прямого пути».

Что имелось в виду? Произошедшие в средневековье некоторые отступления от классического ханафизма, как-то: нечтение намаза ясту летом, когда не исчезает закатное сияние. Марджани, как и Курсави, свою жизнь посвятили тому, чтобы прекратить следование такого рода «средневековому» иджтихаду. Их усилиями у нас добились возврата 5-го намаза. Марджани, кстати, сделал «каза», то есть заново перечитал пропущенные им в молодости по этой причине намазы ясту. И это — признак искренней веры Шихабетдина-хазрата. Кстати, к чести татарских ученых: эту странную фетву об отмене 5-го намаза «пиарил» Ишнияз ахун (Ишнияз бине Ширнияз аль-Харазми), родившийся в Ургенче, умерший в Каргале в 1790 году, то есть еще в 18 веке татары могли стать жертвами такого рода «иджтихада», или, если хотите, «религиозного реформаторства», из-за проповедей этого узбекского ахуна многие татары перестали читать 5-й намаз и историческая заслуга Курсави и Марджани в том, что они вернули научность исламской теологии, то есть закрыли ворота иджтихада для такого рода неучей. Курсави объяснил всем, что иджтихад — удел избранных высокоученых людей, степень которых, конечно, уже недостижима. Ведь еще совсем недавно уровень учености у татар был таков, что они следовали аферистам из Хорезма, были падки на «религиозное реформаторство и евроислам». После Курсави уже такого рода глупостей не замечалось, классический мазхабический Ислам, исламская традиция вернулась и торжествовала победу.

Еще один пример. Почему-то наши «философы» видят в воззваниях Батырши о возврате к состоянию религии времен Пророка — тенденции религиозного «реформаторства». Это просто огрехи «христианского», по сути, их образования. (Как «Ближним» Восток мы называем только из-за его близости к Европе!) Так и здесь — они думают, что ему хочется изменить религию. На самом деле — эта фраза написана для тех людей, с тем мышлением, и они ее понимали исходя из своего состояния колониального угнетения. Они понимали, что нужно освободиться от лап власти неверных. Вернуть Ислам к состоянию Пророка (с.), то есть вернуть независимое исламское правление, свергнуть христианский колониализм. Здесь ни на йоту нет никакого приближения и даже стремления к цели изменения собственно религии. Он открыто пишет, что мусульмане — его современники впали в море греха, так как согласны жить при власти так называемого «белого» царя, он объявляет это грехом и взывает к восстанию, к тому, чтобы стать мусульманами времен Пророка (с.), то есть вести джихад, а отнюдь не ставит под сомнение способы чтения намаза и исполнения уразы как думают наши «философы». Таким образом, это образцы политической борьбы того времени и отношения к богословию они почти не имеют; ясно, что политическая борьба шла в оболочке доступных народу религиозных терминов, но это не теология.

Еще одна проблема в татарской истории нуждается в новом подходе. Много написано о революционном движении в медресах до революции, особенно в 1905-1907 гг. Все эти данные, к сожалению, почерпнуты в основном из мемуаров «участников» этих событий, написанных в 1920-е–1930-е годы.

Однако нельзя не учитывать, в какие годы писались эти «воспоминания». Каков был политический фон? В это время, во-первых, вполне реальной стала угроза репрессий, особенно для тех, кто имел медресинское, то есть фактически религиозное образование. Во-вторых, начал складываться «советский» режим распределения, основанный на льготах, спецпайках ветеранам революционного движения. На этом главным образом и основана, видимо, львиная доля утверждений т.н. «революционного» движения в татарских медресе до революции. Ф.Амирхан и другие просто нуждались в пенсиях, дополнительном обеспечении, да и хотели быть обезопашены перед молохом репрессий. Не здесь ли надо искать истоки татарского «революционного» подполья? Не пора ли очистить татарскую историю от позднего во многом вынужденного мифотворчества. Ведь это поневоле бросает тень на преподавателей и шакирдов дореволюционных медресе — в подавляющем большинстве своем искренних верующих людей, а отнюдь не отъявленных революционеров, как пока они предстают из наших учебников истории. Надеемся на трезвый конкретно исторический подход наших светских историков и к этой странице татарской истории.

СОБЫТИЯ ВОКРУГ ИЖ-БОБЬИНСКОГО МЕДРЕСЕ

Законодательство Царской России, каким бы оно ни было, оно существовало. И в сфере образования его требования были очевидны: если вы хотите конфессионального образования, то государство практически не вмешивается в него, оставляя его на усмотрение официального духовенства, в данном случае мусульманского. Но если вы хотите открыть светское учебное заведение, в котором намерены преподавать какую-либо специальность, особенно, если от деятельности будущих специалистов зависит жизнь других людей, например, медицину, то нужно было истребовать разрешение от Министерства просвещения и работать по государственному стандарту. Таков порядок и сейчас, он вернулся к порядкам царских времен. И этот порядок вообще-то разумен. И если кто-либо, не взяв лицензии, начнет преподавание по специальностям и начнет сбор денег с учащихся, то, конечно, такое учебное заведение, как нарушающее закон, надо закрывать, а инициаторов сажать за обман учащихся и незаконную предпринимательскую деятельность. Такая ситуация и сложилась с Ижбобьинском медресе, которое, будучи по регистрационным бумагам чисто конфессиональным учебным заведением — обычным медресе, фактически обещало абитуриентам светское образование, и действительно, в расписании лишь 16% было конфессиональных дисциплин. И руководство медресе под этим соусом собирало очень большие деньги с обучающихся, не сравнимые с теми, что требовались другими медресе. Но ясно, что это не могло продолжаться долго.

Первые же выпускники, которых, естественно, никуда не брали на работу — для мулл их знаний не хватало, а для работы в государственных органах и на заводах у них не было официальных дипломов. Естественно, возмущенные родители и выпускники обращались с жалобами, как и руководители других медресе, на которых также падала тень от этой аферы. Здесь нет никакого противостояния кадимизма и джадидизма. У всех, наверное, на памяти инцидент с Татарским национальным университетом. Группа ловкачей пригласила молодежь, собрала с них деньги, а никаких документов выдать не смогла, так как не было лицензий. И это учебное заведение, как и Ижбобья, было, естественно, закрыто. При чем здесь джадидизм? Кстати, братьев Буби выпустили и оправдали меньше чем через год. Спекуляция на религиозных чувствах и прикрытие религией полностью оправдалось. По сути, они не понесли никакой ответственности за легкомысленность.

Наши ученые так и пишут, что джадидская школа — лишь переходная форма к светской школе, освобожденной от засилья (!) религии.

А ведь в русской школе Закон Божий всегда был: и не только в ЦПШ, а во всех учебных заведениях. Почему же не было джадидизма там? Видимо, не в религии дело. И не в ее засилье. Но слово характе2рное. Когда весь мир отрезвел, и, отказавшись от социализма, во всех странах опять возвращают религию в школу — и в Польше, и в России, и в Чехии,— у нас до сих пор боятся влияния религии в школе! Вот уж действительно остров атеизма, в головах «философов».

ОБ УТОПИЧНОСТИ ПЕРЕНОСА

ДЖАДИДИЗМА В НОВЫЕ УСЛОВИЯ

Если в начале ХХ века стояла задача несколько смягчить фанатичное следование мазхабу, то есть не отказ от мазхаба, а фанатизм в мазхабе, то в начале ХХI века наоборот стоит задача укрепления самого мазхаба, задача следования ему, так как в советский период религиозность, а значит и традиция во многом были утрачены. Поэтому сожаления достойны те слепцы, которые пытаются бездумно артикулировать идеи и цитаты, вырванные из контекста наших классиков начала ХХ века. Ситуация изменилась, изменились и задачи, изменилась соответственно и процедура использования интеллектуального наследия татар. В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха — это настолько индивидуальное состояние, что потребности вытекают из нужд нового периода.

В наследие нашим «философам» досталось от советского воспитания черно-белое восприятие мира, с таким ви2дением они подходят и к татарскому культурному многовековому наследию: то, что удобно для них, они поднимают на щит, как-то: изучают, публикуют; а то, что несимпатично им,— третируют, не хотят даже принимать к сведению. А ведь в настоящей (нетатарской) философии, например, русской изучают (публикуют) с нейтральных в основном позиций и западников, и славянофилов и застрявших между ними евразийцев — всем хватает места и внимания. Это ли не разумный бережный подход к интеллектуальному наследию предков?! У нас же только модернизм, только джадидизм имеет право на изучение, все остальное — «фи».

Пора (и давно!) признать участников с любой стороны отшумевших в татарской истории культурологических и религиозных дебатов равноценными, то есть достойными внимания и уважения, заслуживающими изучения, сохранения и развития, если последнее возможно. Этот тезис звучит как банальность, но мы вынуждены об этом писать.

Понятно, что у этого родимого пятна наших «философов» есть труднопреодолеваемые ценностные и идеологические истоки, коренящиеся в европоцентризме, который всегда смотрит на другие культуры как на отклонения от базовой и стремится подогнать их под свой стандарт. Плохо, что зачастую это достигается через демонизацию и через создание образа врага из других культур. Вот почему джадидисты, поддаваясь этой логике, вынужденно ревитализируют «их» врага — кадимизм и всячески стараются его демонизировать также в соответствии с кальками и клише своих протестантских учителей.

Джадидизм известен в науке как педагогическое явление — обновление методики преподавания в татарской школе. Этот тезис ни у кого не вызывает возражений. Однако сейчас в силу конъюнктуры или амбиций существует попытка расширительного толкования этого явления в качестве то ли общественного движения, то ли течения в общественной мысли. Но в этом случае возникновение вопросов уместно: если это так, то кто же является носителем этих идей или кто входит в состав организованной группы джадидов?

Если это педагогический метод, тогда все логично и просто, почему джадидами были и суфийские святые ишаны, как Зайнулла Расулев, и Галимджан Баруди, и т.д. вплоть до атеистов типа Чыгтая и откровенных сектантствующих деятелей. Педагогический метод, действительно, вполне могут использовать идеологически по-разному ориентированные люди. Все здесь объяснимо. Но попробуем объявить джадидизм течением общественной мысли или даже идеологией. Как тогда в нем смогут ужиться такие люди, как Р.Фахретдин и Г.Баруди, взгляды которых были практически противоположны? Один был критик суфизма, а другой — практикующий суфий?

Все это позволяет отнести попытки конструирования идеологии джадидизма задним числом к паранаучной схоластике.

У всякой научной деятельности есть свои методы и они общие для всех научных работ. Если она носит какой-либо обобщающий характер, любой исследователь, особенно в гуманитарной сфере, сначала делает обзор источников, то есть рассматривает, что сделано его предшественниками по этой теме, по этому направлению, делает обобщение, анализ, затем предлагает свое видение и какую-то новизну. Я вынужден писать эти тривиальные общеизвестные вещи только потому, что наши татарские светские ученые, которые придерживаются вышеприведенного алгоритма действий, почему-то уверены, что в религиозной сфере богословы должны действовать совсем иначе. Они, де, если откажутся рассматривать наследие предшественников и сами, мол, НАПРЯМУЮ обратятся к Корану, то, де, они и будут молодцы, будут настоящими современными и даже прогрессивными учеными.

Что же, признак современности и прогрессивности физика — в том, что он сам будет измерять длину меридиана Земли или заново вручную, не доверяя предшественникам, вычислит число p? Мне иногда кажется, что это шайтан смеется над нашими татарами — светскими учеными, которые просто как бы теряют элементарную логику, когда пытаются писать об Исламе.

Пора бы уже давно понять, что Исламские НАУКИ, шариатские дисциплины — это сфера научной деятельности и подходы здесь, как и в других гуманитарных науках, одинаковы. Нельзя видеть подвиг в действиях тех «ученых», которые пишут без оглядки на предшественников и изобретают велосипеды. Это лишь проявление некомпетентности и провинциализма в любой науке, конечно, в том числе и в шариатской.

Таким образом, за 14 веков весьма скрупулезных штудий по Корану, видимо, уже практически невозможно сделать какое-то «открытие». Любое его «новое» прочтение, скорее, окажется лишь присоединением к какой-либо версии уже написанной, но, может быть, пока не прочитанной «открывателем». Что нужно — так это изучать собственное наследие и в первую очередь традиционное. Простой пример, Тафтазани, житель Золотой Орды, автор классического учебника по каламу, по которому учились многие поколения студентов во многих странах мира, до сих пор даже не издан в Казани, и этим никто из татарских ученых не интересуется, несмотря на наличие Академии наук, а издавать околоисламские брошюры — деньги находятся.

КОМПЛЕКС «ВОРОТ»

Сочная метафора одного из средневековых авторов, в привычной для Востока манере констатировавшей непреложный факт завершения периода абсолютного иджтихада, сыграла злую шутку с гуманитарным складом ума наших «философов». В каждой науке наступает период завершения некоего этапа, например, когда законы Ньютона открыты,— по-восточному это значит «ворота законов Ньютона закрыты». И понятна сама тщетность усилий по их открытию. Особенно неловко читать опусы наших «философов» об иджтихаде и об их сизифовых усилиях по открытию «ворот» из-за распространенности в наших краях поговорки, тоже связанной с воротами.

Поневольное расширение функций татарского духовенства

Если говорить о периодизации татарской духовности, естественно, что водораздел проходит в 1552 году — до этой даты свободное естественное развитие, после — развитие, идущее в условиях всестороннего насилия: татары подпали под диктат и внеэкономическое принуждение, испытали захват лучших земель, в том числе вакуфных, вытеснение мусульманского населения, селекционирование продажной капитуляционной интеллигенции и верхушки.

Была обрушена вся иерархия институтов, являвшихся основой татарской культуры; философия, ученость, богословие, художественное творчество лишились государственной поддержки и обречены были на забвение. В этой связи формальный подход к рукописной культуре татар не может быть оправданным. Переписывание книг средневековых авторов могло быть сопряжено с ошибками и искажениями, но все это не может отменить этих памятников в качестве источников, несмотря ни на какие огрехи. В этой связи отнесение, например, Муслими к 18 веку оправдать научными резонами нельзя.

Происходит ликвидация высших звеньев, определявших развитие религии, культуры традиционного образования, эволюция их приобретает стагнирующий характер, но не исчезает. Так что достижения татарской культуры периода Казанского ханства и Золотой Орды отвергать невозможно, они продолжали бытование просто на более засоренной почве и в низкого качества рукописях.

После гибели Казанского ханства развитое татарское общество, хорошо структурированное, имеющее соответствующую самым передовым странам мира духовную и культурную надстройку, потеряло многие институты. И вся надстройка татарского общества сосредоточилась в духовенстве, то есть практически татарская культура, ее интеллигенция постепенно приравнялась к слою священнослужителей. Это привело к расширению функций духовенства по сравнению с другими мусульманскими странами, где духовенство продолжало занимать свою нишу наряду с другими государственными институтами. Татарское же духовенство было долгое время практически единственной элитой из татар. Это также придало определенное духовное напряжение всему бытованию народа, приподняло и подпитало его исламскую насыщенность.

Очевидно, что обладание государственностью не могло пройти бесследно в структуре самого народа, эти последствия в форме расширения функций духовенства и его роли в жизни народа сохранялись века.

ПРИЧИНА КРИЗИСА ТАТАРСКОГО ОБЩЕСТВА —

КОЛОНИАЛЬНОЕ УЩЕМЛЕНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ СОЦИАЛЬНОЙ МОБИЛЬНОСТИ

Татары были крайне ограничены в возможностях изменения их места в структуре общества. Подавляющая их часть была крестьянами, перспективой роста которых была реально только одна дорога — стать муллой, что тоже было не просто. Очень малочисленные прослойки купечества и дворянства практически были закрытыми сословиями. Татарская молодежь на стыке XIX–XX веков, читая прессу, в том числе зарубежную, турецкую, хотела быть интеллигенцией — инженерами, медиками, адвокатами — и сделать это не могла из-за отсутствия образовательных возможностей, их устраивающих, так как для получения государственного среднего образования нужно было учить Закон Божий православия, на что татары пойти не могли в массе своей, шли только единицы. Это и вызвало кризис и озлобление на всю татарскую образовательную систему. Здесь нет внутриконфессионального конфликта аля джадидизм-кадимизм, есть возмущение молодежи своим колониальным статусом, пусть и неосознанное, интуитивное, это все равно протест против колониального угнетения, а не протест против традиционной религии.

Известно, что институты образования во всех обществах являются средствами вертикальной социальной циркуляции. Школа-колледж-институт-университет: это по сути остановки «социального лифта» для продвижения наверх. В Англии Ричард II выпустил декрет: «Ни один крепостной не должен отправлять своих детей в школу, чтобы не дать возможность их детям продвигаться в жизни».

Так и было в царской России — татарам не давали возможности продвигаться в жизни из-за фактической запретности для них светской школы. Существующая татарская конфессиональная школа, возникшая благодаря беззаветным усилиям исключительно татарского духовенства, могла дать возможность татарской молодежи становиться только священнослужителями. К началу ХХ века эта ситуация привела к кризису — протесту татар против царистских порядков, а не против традиционной религии. Татары были бесконечно благодарны муллам за то, что те дали возможность получить хотя бы конфессиональное образование, когда у других народов России не было даже этого.

Сегодня некоторые чиновники, выслуживаясь перед РФ, стремятся лакировать наше колониальное прошлое. Представление же о том, что задача самосохранения татарской нации, ее этничности сегодня уже решена очень преждевременное. В условиях глобализации угроза утери идентичности, ее размывания становится только явственней. В этой связи актуальность методов самосохранения, консервации национальных особенностей, в том числе посредством «своей» традиционной религии, будет только возрастать. Таким образом, надуманной выглядит рекламируемая некоторыми идея о важности реформирования татарского Ислама. А что в нем плохого?

Реформирование как самоцель превратилось в особую мифологию, которая сейчас все более обретает черты национал-предательства. Наблюдаются тенденции презрения к своей национальной нереформированной, а значит плохой религии, которые выдают видимо имеющийся в душе негативизм и к своей этничности из-за того, что она недостаточно «протестантна».

Не замечаются, да и просто вытесняются из сферы обсуждения факты успешного традиционализма, когда и без реформирования были достигнуты не меньшие результаты в компьютеризации и вертолетостроении, например, феномен католицизма, отказавшегося от нелепых новомодных реформ и успешно функционирующего не только в западных странах, но и в Польше, которая благодаря отказу от джадидизма, а, наоборот, опираясь на католицизм, достигла весьма впечатляющего успеха. Обществу, особенно неподготовленной молодежи, пытаются навязать примитивные модели интерпретации социальных и культурных изменений. В социально-культурном плане это ведет к усилению потери интереса к своему этномиру, ориентации на чужие образцы, сужению зоны татарского, упрощению и негативизации своего интеллектуального наследия, да и переходу в рекламируемый протестантизм.

ПРЕИМУЩЕСТВО РЕТРООРИЕНТАЦИИ

Прогрессистское (революционное) отношение к истории обуславливает селективный подход к историческому наследию. Известно, что в советское время поиски классовой борьбы в глуби веков оставили в тени подлинных гениев, они были просто неактуальны для большевистских вульгаризаторов истории.

Победа агрессивно-джадидистского направления в татарской науке, очевидно, приведет к тому, что татарская история будет начинаться с конца XVIII века, с джадидизма, а до этого, получится, что ничего интересного не происходило — сплошной «плохой» кадимизм.

Остается только надеяться, что наша история будет как и все другие цивилизованные национальные истории ретроориентированной, без искусственных разделений и вымышленных конфликтов.

При изучении истории общественной мысли татар и вообще их национального общественного движения редко акцентируется внимание на взаимосвязях с институтами российской государственности. Хотя известно, что царская государственная машина имела специальные подразделения по противостоянию революционному движению. Естественно, что эти службы должны были работать и с татарским движением. Вспомним Азефа, царские специалисты даже внедряли провокаторов в революционные организации. Очевидно в этой связи, что аналогичная деятельность велась и с татарской общественностью. К сожалению, эта сторона истории никак не изучается. Обычно в связях с царизмом обвиняется Духовное управление, но ведь ОМДС, являясь государственной структурой — подразделением МВД РИ, конечно, не могло быть не связанным с органами власти.

Видимо, не правы и те, кто делает упрощенные обобщения в том плане, что джадидизм — это агентура колониализма в татарском народе, предназначенная для разрушения традиционных устоев его бытования и имеющая целью интенсивное обрусение и крещение. Но изучение наличествующих элементов этой тенденции — насущная задача исторической науки сегодняшнего дня.

До революции татары и русские тоже, как и мы сегодня, ходили по одним и тем же улицам, но все же они жили в своих этнических «пространствах», не пересекаясь друг с другом. Главный фактор был, конечно, религиозный. И никакой ассимиляции татар не происходило. Вышеупомянутая задача может быть не так остра для Казани и Татарстана, но проблема сохранения татарского этноса от ассимиляции в других регионах по-прежнему стоит очень остро. И охранительная функция Ислама совсем не перестала быть актуальной для татарского этноса, необходимость ее во сто крат увеличилась именно сейчас, и усилия надо сосредоточить на реанимации именно проверенных свойств этой охранительной, консервативной функции Ислама для сохранения татарского этноса и за пределами Татарстана.

Опасность идеологической размытости для татар, небрежения религиозной составляющей, выбору разновидности Исламской направленности становится ныне главнейшей.

Народ делает народом не только общая историческая судьба, но и общая вера, единая общенародная идея. Если не предпринять мер к сохранению традиционной мусульманской ментальности татар, потворствовать новому по аналогии с уже существующим кряшенским еще одному ваххабитскому расколу, навряд ли вообще удастся сохранить то, что называется этим народом сегодня, он просто распадется. Ведь в случае успеха ваххабитской проповеди на исторической памяти татарского народа придется поставить крест (не маленький кряшенский крестик, как сейчас, а гораздо больше). И этот момент можно иллюстрировать простым примером — факт взятия Казани войсками Ивана Грозного рассматривается татарами-мусульманами как трагедия, кряшенами — как торжество православия, как приход цивилизации и культуры, как обретение света Евангелия. Очень существенная разница. А что будет, если достаточно увеличится количество ваххабитов. Ваххабиты считают ханафитов многобожниками, то есть вся татарская мусульманская история будет считаться и считается нашей ваххабитской мусульманской молодежью уже сегодня как языческое заблуждение, и они просто стыдятся этого 1100-летнего периода своей истории. Некоторых может удивить эта информация, но, к сожалению, это так.

Кто был в музее Королевства Саудовская Аравия (КСА), не мог не обратить внимание, что история представлена на стендах, мягко говоря, прерывисто: есть сведения о первых веках Ислама, сведения из сиры Пророка (с.) и сахабов (р.) и затем сразу период с 18 века, т.е. даются сведения о деятельности их основателя, ересиарха Мухаммеда Габдел-Ваххаба. И создается впечатление, что ханафитского периода в истории Мекки и Медины с 1517 по 1924 год (османское время) не было. Нет ни малейшего упоминания.

То же ждет и нас: в случае успеха ваххабитской проповеди история татар будет восприниматься татарами-ваххабитами нигилистически. Татары утеряют ощущение исторической перспективы, так как историей доказано, что народы с ущербной исторической памятью, или охаивающие ее, или даже стыдящиеся ее, не перспективны с точки зрения самосохранения.

Вот с чем связана необходимость внутренней мобилизации в деле противостояния соблазну ваххабизма. Это очень четко прочувствовала интеллигенция Кавказа и Средней Азии, но из-за далекости нашей интеллигенции от Ислама вообще, она, к сожалению, очень комплиментарна к ваххабизму до сих пор.

Читая эти строки, важно адекватно понимать акценты: никто не против ваххабизма как такового, здесь обсуждается полезность этой концепции именно среди татар. Так, никто не критикует католицизм в Италии, настораживает искусственное навязывание его в РФ. Также и здесь — ваххабизм в КСА для всех приемлем, но искусственная его прививка здесь вызывает вопросы и требует публичного обсуждения.

От наследия религии отщепляется некий клин и внедряется в чужое культурно-социальное поле. Безобидные элементы в своем окружении дают очень агрессивные результаты, так как не имеют уравновешивающих элементов (например, тоталитарной саудовской монархии, мощного репрессивного аппарата и лицемерной, жесткой информационной машины).

Поэтому имплантированное из зарубежа это учение в наших условиях дает совершенно неожиданные результаты. Именно местные варианты ваххабизма с этой точки зрения — очень опасное явление, угрожающее не только Исламу, но и всей человеческой цивилизации. Эта вандализация имеет своим результатом разрушение личности, ее деградацию.

Вандализированный «ислам» генерирует дегуманизированную личность, и именно на это нацелена вся пропагандистская машина видоизмененного ваххабизма, которая пытается тиражировать свое тоталитарное миропонимание на всю планету. Северный Кавказ, Афганистан — только первые примеры проявления результатов этой разрушительной идеологии, селекционирующей радикально настроенные, антикультурные структуры.

Эти внешние вандализационные факторы особенно опасны для нашего народа, так как внутреннее состояние татарского общества пока не располагает необходимым противоядием из-за религиозной неграмотности. Вандализация традиционного Ислама приводит к коррозии толерантного татарского ислама, к постепенному изменению духовного облика народа. Непонимание роли мазхаба в сохранении духовной идентичности татарского народа со стороны части татарской интеллигенции, продолжающееся «воспитание» татарской молодежи в этом духе подтачивает традиционную народную высокую нравственность, свойственную татарам, которые представляли культуру как Истину, Добро и Красоту. Сейчас же в татарское мышление внедряются ваххабитские идеи, что Всевышний находится в небе, то есть о плоской форме Земли (ваххабитское понятие Истины), о позволительности убийства и грабежа мусульман-ханафитов (ваххабитское учение добра), о наличии у Бога двух рук, причем обе из которых при этом правые (ваххабитское понятие красоты).

Ваххабизм создает по сути односторонне «грамотную» массу, она-то и страшна, так как это полукультурная масса, зацикленная на своих извращенных идеях, не освоившая и считающая грехом заложенные в татарской культуре многовековые пласты моральности и культурно-эстетических традиций. Создается впечатление, что именно про ваххабитов высказался А.Твардовский, заметивший, что страшен не тот, кто за всю жизнь не прочитал ни одной книги, а тот, кто прочитал лишь одну.

В силу менталитета татарского народа, который изначально не склонен к широким жестам щедрости, достаточно экономен, бережлив и открыт к обзаведению материальными благами. На этот психологический фон наложилась колхозизация, были созданы такие экономические механизмы, когда невозможно выжить, не воруя «колхозного» имущества. Во-вторых, советская власть среди интеллигенции селекционировала ту ее часть, которая была склонна к интригам, доносительству и др. качествам, не приветствуемым моралью.

При смешении этих трех факторов нынешние татары с недоверием относятся к праведности, им и в голову не может прийти, что кто-то мог бы жить не воруя, не пакостя коллегам. Им психологически гораздо легче поверить, что у арабов, может, где, в пустыне, сохранилась чистая религиозность, но не у нас. С этой стороны проповедь ваххабизма, к сожалению, бьет не в бровь, а в глаз, так как они учат, что человек — грешен изначально, первородно, что святых нет, что и пророки грешили. И такое эпигонство христианству тоже близко к мышлению нынешних татар, так как они в советской школе нахватались из русской литературы много чего о христианском символе веры.

Традиционное же учение с его верой в возможное достижение любым человеком при определенных упорных усилиях состояния праведности и отдаления от греха встречается сегодня татарами в силу сложившихся причин с недоверием.

В силу этой именно ситуации ваххабитский этап в развитии религиозного мышления татар был неизбежен (но эта неизбежность не означает долговременности!), и он безусловно распространился, другое дело, нельзя застывать на этом примитивном уровне, а надо двигаться дальше в своем развитии и самосовершенствовании от христианской кальки к настоящему Исламу пророческой чистоты, который и был выбран нашими предками 14 веков назад. Хотя бы мысленно трезво подумать, если святые подвижники были у арабов, у узбеков, у русских, наверное, и у татар тоже могли быть святые, беззаветно верившие в Бога и непричастные к греховным деяниям. Неужели только татары ворье и «поганый» народ изначально? Пусть о нас так думают другие, но зачем же самим верить в это? Забывать своих святых, сторониться их, делать вид, что их просто не могло быть? Наоборот, при такой враждебной пропаганде и черном пиаре вокруг татарского имени, стоило бы поднимать своих святых подвижников, делать их образцами для поведения. Не молиться на них, как делают русские и арабы, а брать с них пример, стремиться не грешить или поменьше грешить, как это получалось делать у них. А такие святые из татар были, и их было много.

Чтобы завершить тему ваххабизма любопытно отметить, что татары уже один раз решали проблему глобального терроризма. Известно, что в 12–13 веках расцвело движение «ассасинов» — смертников-фидаинов. Весь мир дрожал от опасности пасть жертвой тогдашнего шахидизма. Только наши предки осовободили мир от этой глобальной угрозы — именно они взяли штурмом горную крепость Аламут и уничтожили это извращение Ислама в его же логове.

И сегодня пропаганда пророческого Ислама, сохранившегося, видимо, только у татар в наиболее полном виде, может привести к решению проблемы исламофобии и нынешнего дня.

«Революции, как известно, подготавливаются разговорами мыслителей о свободе. Не имеет значения, что они разумеют, рассуждая о свободе. Что бы они ни разумели, на деле выйдет совсем не то. И позже они будут говорить, что не призывали к тому, что вышло»,— пишет В.В.Шкода. Действительно, многие татарские «философы», наверное, из-за собственного неверия не знают, ради чего на самом деле они стараются — уничтожение традиционного мазхабического Ислама расчистит дорогу ваххабизму, худшей, примитивной разновидности таклида, но уже таклида не настоящим пророческим истокам Ислама, а извращенным сектантским человеческим трактовкам, и этот таклид гораздо более жесток и нетерпим.

Нужна конфессиональнаЯ историЯ татар

Как точно заметил Г.Вайгель, «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальных явлений конца ХХ века».

Такого рода глобальный процесс должен затронуть, на наш взгляд, и нашу татарскую гуманитарную науку. Здесь уместны будут некоторые высказывания Бердяева: «Научность не есть ни единственный, ни последний критерий истинности».

«Теперь отрицание веры и исключительное утверждение знания становится анахронизмом».

«Знание не может уничтожить веру и заменить веру».

«Люди «научного» сознания полны всякого рода вер и даже суеверий: веры в прогресс, в закономерность природы, в справедливость, в социализм, веры в науку — именно веры».

В этой связи, видимо, уместен вопрос: неужели мы должны таки согласиться, что начало истории — это превращение обезьяних кривляний в осмысленную деятельность. Мы, мусульмане, верующие в Коран, в аят 5-60, где обезьяны упомянуты наравне со свиньями? Неужели мы должны спокойно кивать и соглашаться, когда фактически дарвинизм под видом социал-дарвинизма объявляют историей?

Конечно, церковная (конфессиональная) история — особая научная дисциплина, у нее есть свои дисциплинарные особенности. Она в том числе исследует и локальные события и явления, незаметные на общем экономическом и культурном фоне своих эпох, но имеющие эпохальные последствия в будущем.

Так, например, утверждение русских церковных историков о том, что апостол Андрей Первозванный посетил земли в районе Киева и оставил там крест, не могли быть, конечно, замечены никем в 1 веке. Но это «случайное» событие с точки зрения обычной истории до сих пор имеет свои зримые последствия — высший орден РФ носит имя Андрея Первозванного, флаг флота РФ — тоже андреевский и т.д.

И уже никого не волнует мнение многих обычных историков, что Андрей Первозванный умер на Кипре и севернее его никуда не путешествовал (дело-то действительно давнее — кто может проверить, ездил или нет).

Поэтому «маленькие» события, даже частные, с точки зрения обычной масштабной истории, очень важны в конфессиональной истории. У татар пока такого членения не видно, откуда и все проблемы и очевидные ошибки, всеобщее неумение разграничить вопросы компетенции этнической и конфессиональной истории татар. Тогда можно было бы объяснить многие неясные моменты нашей общей истории, ее идеологическую направленность и доказательно рассуждать о перспективах.

Еще один пример: событие (описанное в христианских текстах) вокруг ареста, следствия и приговора Иисусу Христу. Это происходило в почти мировой Римской империи, где в одной из сотен колоний — маленькой Иудее прошло рутинное судебное рассмотрение. Очевидно, обычная история этот факт вообще не заметила, это событие стало актуально для регулярной истории (сейчас ее можно назвать светской) лишь через пару веков, когда христиан стало заметно больше. Но эти же факты всегда были в центре внимания конфессиональной (церковной) истории.

Так и у татар — факт прихода трех сахабов — сподвижников Пророка Мухаммада (с.) в Булгар, конечно, никто не мог заметить. Это не компетенция обычной истории. Но пребывание их здесь, появление у татар табиинов, табгутабиинов оказало мощнейшее воздействие на качество местного Ислама. Он приобрел чистоту и пророческий характер, которого нет ни в Средней Азии, нигде у соседей. Весь результат наличия самого татарского Ислама, его имманентные особенности - либеральность в женском вопросе, элементы эмансипации, нацеленность на знание и грамотность, демократизм и толерантность,— все это само доказывает, что приход сахабов имел место и это истинный факт, несмотря на сомнения, высказываемые неважно кем.

Понятно, что о таком важном для татарского менталитета, истории и идеологической статусности событии, как прибытие к булгарам сподвижников Пророка (с.) (сахабов), можно было писать только в свободные века, так как в колониальный период метрополия для оправдания своего разграбления захваченной территории остро нуждалась в средствах принижения роли предков нашего народа, выхолащивания татарской истории. Имперским пиаровским службам была поставлена задача доказать в первую очередь самим татарам их второсортность и провинциализм, чтобы обосновать «цивилизаторскую» роль оккупации. Это колониальное давление чувствуется в нашей национальной истории, например, Марджани пишет о некоей свободной жизни татар, наступившей после захвата Казанского ханства, хвалит оккупационные власти за терпимое отношение к жизни мусульман.

И в советское время татарская история прозябала в жестких рамках, пропускалось через сито в лице ВАКа, которое определяло (да и определяет до сих пор) «научность» (может быть «русскость»?) тех или иных трудов татарских ученых. Ясно поэтому, что татарская история в основном написана или по впечатлениям заезжих туристов, иноверных шпионов и аферистов, случайно, а чаще со злобной целью тусовавшихся в Золотой Орде, либо же по вражеским военным сводкам тогдашних летописных «монастыринформбюро». Собственно же татарские источники силой всего репрессивного государственного аппарата, всей его идеологической составляющей дискредитировались и успешно удалялись от науки.

Одной из самых несправедливых «ампутаций» в татарском источниковедении является расправа с произведением Шарафутдина Муслими «Таварихе Булгария».

Жестоко-примитивный подход к этой книге выразился в том, что из-за ошибок, наличествующих в ее содержании, она была датирована не 16, а 18 веком.

Если пойти таким путем, может получиться так, что многие симфонические произведения татарских композиторов объявят сочинениями первокурсников музыкальных училищ.

Заказной характер критики достаточно проиллюстрировать только одним примером — в предисловии автор пишет, что написал книгу в 958 году (1551), вернувшись после обучения в медресе у Тафтазани. Критики почему-то думают, что речь идет о том Тафтазани, который умер в конце 14 века, хотя всем ясно, что фамилия Тафтазани на землях Золотой Орды как — Мюллер в Германии. И все нападки на Муслими носят такой характер — нейтральный читатель сразу чувствует присутствие за спинами критиков — портных заказчика — хозяина белониточного ателье.

За основу должно быть взято отношение к этому источнику известного ученого-историка и богослова имама Хусаина хазрата Амирханова, который в своей книге «Таварихе Булгария», обратив внимание на имеющиеся ошибки справедливо замечает, что в целом книга не может быть вымыслом, то есть отказываясь от экстремистско-нигилистического подхода к ней, показывает пример объективного анализа источника.

Некоторые поспешили заявить, что приводимые в книге имена сахабов не встречаются в других источниках. Что же здесь удивительного, всего сахабов было по разным оценкам от 150 до 200 тысяч человек, ясно, что не может существовать полного списка сахабов. И, к сожалению, большинство из их имен вообще нигде не зафиксировано и осталось неизвестным науке, нужно радоваться, что хотя бы имена этих троих по причине их визита в Булгар сохранились пусть, и в одном письменном источнике.

Вообще же говоря, проблема практики использования копий позднего времени с более ранней рукописи универсальна для всей исторической науки. В каждой национальной истории решается вопрос об относительной степени достоверности такого исторического материала в случае отсутствия оригинала. Очевидно, что везде принят вполне разумный подход — использование такого рода источников с соответствующей коррекцией: в них бывает большое количество упущений, упрощений и сокращений исторических сведений. Понятно, что история — это не та наука, где можно работать лишь со стерильными безукоризненными предметами исследования. Но, к сожалению, только у татар наблюдается поистине странный нигилистический подход к историческим источникам. К ним выставляется наиболее завышенная планка требований. Хотя сама специфика татарской национальной истории — небывалая трагедия уничтожения развитой культуры и цивилизационного геноцида — должна была бы требовать более снисходительного подхода к плодам переписчиков средневековых татарских рукописных книг. Однако этого в силу, видимо, субъективных причин не случилось, и книга Муслими до сих пор исключена из научного оборота и считается досужей выдумкой 18 века. Хотя аналогичных книг достаточно много. Например, книга «Манакиб-и ходжа Йусуф Хамадани» считается источником по суфизму 12 века, авторство приписывается Хамадани, который умер в 1140 году, соответственно — труд 12 века. Однако список выполнен в 17 веке, то есть через пять веков. Никто не отвергает эту книгу и не считает ее фантазией афериста 17 века.

Также произведения Габделхалика Гидждувани (умер в 1179 г.) сущесвуют в списках только с 18 века, это не является причиной переноса даты написания в 18 век.

Аналогичных случаев много и в русской литературе. Достаточно упомянуть «Слово о полку Игореве».

Если же распространить подход татарских источниковедов к историческим материалам, то от большей части древнегреческого наследия пришлось бы отказаться, так как оно дошло до нас не в оригинале, а в переводах на арабский. Но ведь пока, слава Богу, никто не утверждает, что Аристотель на самом деле жил в 8 веке (н.э.) и был бедуином-фантазером из Багдада.

В последнее время наблюдаются очень позитивные изменения в татарской исторической науке — диктат инонациональных письменных источников сменяется комплексным подходом. Факт установления 1000 летия Казани — зримое тому свидетельство. Такого же трезвого пересмотра срочно требует и произведение Шарафутдина хазрата Муслими — выдающегося татарского ученого и религиозного деятеля периода Казанского ханства, усилия которого сохранили для нас имена сподвижников Пророка Мухаммада (с.), озаривших светом истинной веры наш народ и тех подвижников-татар, которые первыми уверовали в Ислам и удостоились степеней табиинов и табгу-табиинов.

Муслими, конечно, «не повезло» — его критиковали слишком крупные фигуры. Но у них были свои непреодолимые субъективные препятствия, в одном случае аффирмативный императив, а у Марджани — сложившийся клубок интриг вокруг него, поставивший его и его семью на грань выживания.

Критика Марждани в адрес Муслими объясняется во многом личными мотивами. Он боролся с Юнусовыми, которые обосновывали свою родословную, опираясь на Муслими. Поэтому, чтобы лишить их род древности, он вынужден был для дезавуирования дискредитировать источник. Во многом этим субъективным подходом объясняются его выпады против Муслими.

Несмотря ни на что, видимо, настало время заново вернуться к проблеме Муслими, к использованию тех частей произведения, которые помогут восполнить пробелы в татарской духовной истории и объяснить неясные моменты. Но тот, кто возьмется за это, должен работать, принимая во внимание, конечно, неадекватность позднейших вписок и ошибки, допущенные переписчиками в этой рукописной работе, особенно с учетом общего снижения татарской культуры после падения Казанского ханства. Эти ошибки уже открыты, оприходованы, но они, очевидно, не могут дезавуировать ценность всей работы автора XVI века.

Косвенные доказательства и признаки присутствия идеалов Пророка (с.) у татар в неискаженном виде можно зафиксировать во многих веках. Например, путешественники отмечали именно булгар в качестве «злейших сарацин», подчеркивая повышенную исламизацию их в сравнении с другими мусульманскими народами, укорененность Исламского мышления в среде народа.

Известно, что религиозным наставником Махмуда Газневидского был выходец из Булгариии, внушивший ему любовь к правоверию. Это также свидетельствует, что пророческий ислам у татар тогда носил мессианский характер: благодаря своему учителю этот властитель прославился в борьбе с ересями и многое сделал для утверждения исламского правоверия.

Обращение в Ислам хана Берке и спасение через него остатков исламского халифата и ортодоксальной учености.

И наконец жесткость и принципиальность в защите даже незначительных на первый взгляд внешних проявлений исламской обрядности. Во время визита делегации Ибн Фадлана были попытки навязывания пустивших корни у арабов новшеств (бидгат) в чтении азана. Эти попытки были тут же пресечены. Очевидно, что это поведение не неофитов, а обладателей подлинного знания, сохранившегося с пророческих времен, так как булгары в своем отказе опирались на тот авторитет, который был превыше авторитета халифы. Не стоит и говорить, что наши спекулянты от науки беспомощно пытаются трактовать этот эпизод в привычных для них категориях базарной торговли: мол, не доплатили, зажали подарки, поэтому, де, наши предки от обиды(!) кричат азан по-своему. К сожалению, приходится работать и с такими «учеными».

Пользуясь случаем, хочется привести здесь взгляд Исламской науки на проблему бидгата (новшеств), о которую часто спотыкаются наши исследователи. Приведем цитату из комментариев доктора Мустафы аль-Буги и Мухйиддина Мисту к «40 хадисам имама ан-Навави»: «Слово «нововведение» (бидга) имеет два смысла: шариатский и обычный. Как шариатский термин «бидга» есть то новое, что вносится в религию вопреки велениям Аллаха и Пророка (с.), и их частным и общим указаниям. Именно от этого и предостерегает Пророк (с.), сказавший то, что применимо ко всем подобным случаям: «Каждое нововведение есть заблуждение...» В обычном словоупотреблении слово «бидга» означает «изобретение, которому не было прецедентов». Это помогает нам объяснить сообщения о том, что некоторые сподвижники (р.), одобряли отдельные нововведения. Примером могут служить слова Умара (р.), сказанные им во время рамазана, когда люди были собраны для совершения дополнительной ночной молитвы во время рамазана (саляту-т-таравих) под руководством одного имама. Он также явился в мечеть, увидел, что они молятся так, и сказал: «Это хорошее нововведение». Сообщается, что Убайй бин Кагб (р.) сказал ему: «Поистине, такого ведь не было»,— на что Умар (р.) сказал: «Я знаю, но это хорошо». Он имел в виду, что прежде подобные вещи не делались, однако в основе своей это восходит к шариату».

Таким образом, понятие «хорошее бидга» введено в науку шариата самим халифой Умаром (р.). Таким образом, не правы ваххабиты, призывающие к отказу от дифференциации нововведений на хорошие и запрещенные. Этим они в первую очередь разоблачают себя, так как используют полумесяцы на мечетях, хотя доказано, что они появились лишь в 15 веке в Османской Турции, рисуют, нарушая свою же конституцию, портреты королей на своих деньгах, хотя такого в Исламе никогда не было, и т.д.

В рамках этой же логики нужно рассматривать соотношение обычая и шариата. Классический мазхабический Ислам инкорпорирует обычай в шариат исходя из принципа: «Обычаю представляется правосудить». В основе этого лежат слова Ибн Масгуда (р.): «А то, что посчитают хорошим мусульмане, является хорошим и пред Аллахом». Поэтому для татар никогда не являлись проблемой обычаи коранических меджлисов, всецело соответствующих шариату.

Переходя к заключению, хочется привести очень важный 10 аят суры «Аль-хашр»: «Господи наш! Прости грехи нам и нашим братьям, которые уверовали до нас, и не вселяй в наши сердца злобы к тем, которые уверовали! Господи наш! Поистине, Твое милосердие и Твоя милость безграничны!»

Сам Всевышний наставляет историков в бережном и уважительном отношении к нашим предкам, которые уверовали раньше нас. Аллах требует от нас уважительно относиться к сахабам (р.) и табиинам (р.), не уподобляться ваххабитам, которые вопреки этому аяту злобствуют против табиина Абу Ханифы (р.).

Можно видеть, как консервативна общественная наука, как противоречивы установки самих «философов». И если «философ» не обязан «воспитывать» общество, то отказаться от многих сконструированных ранее якобы аксиоматических представлений — его долг перед научным сообществом (или перед своей совестью).

Ошибка или затруднения наших «философов» в том, что они пытаются привычно оперировать в области педагогики: пусть, де, мусульмане научатся джадидизму и перестанут быть отсталыми. А ведь им просто надо показать пример: стать мусульманами де факто, как их дореволюционные предшественники — просто прийти в мечеть и быть там, и сам собой у нас проявится джадидский ислам.

В этой связи уместно перефразировать слова Столыпина: неоатеистам нужны великие потрясения Ислама, нам же нужен великий Ислам.